Над Кубанью зори полыхают

— Кажется, што этими руками свет бы перевернул. Здоровый, сильный я. А куда силушка-то моя идёт? Вроде двужильного быка в ярме хожу: тяну, тяну лямку, тру шею, гну хребет. Неужто так и вся жизнь пройдёт? На кого работаю? И что получаю за свой труд? И за человека тебя не считают…

Бросив измятую папиросу, Архип перевёл дух и, улыбнувшись, признался:

— Жалею я, что Бочарникову совсем мозги не выбил на Борцовой горе. А следовало бы: одним кровопийцей меньше бы стало. Саданул я его здорово! Даже у самого кулак занемел.

Кутасов пристально посмотрел на Архипа, теребя отросшую за время болезни бородку.

Архип закончил вопросом:

— Вы меня поняли, господин учитель?

— Конечно, понял! Что же тут не понять. Ведь если разобраться, то и разницы между нами мало: голытьба мы с вами, оба бездомные и интерес у нас один — бороться с мироедами совместно.

Архип пожал плечами, смущённо признавшись, что ему не совсем понятно, как можно вдвоём победить мироедов, у которых в руках пе только богатство, но и власть. Выслушав объяснение учителя о классовой борьбе, о попытке революции свергнуть в 1905 году монархию, парень задумчиво ответил:

— Тут надо крепко подумать. Пятый год вы считаете пробой сил. Помню… Хоть и мальчишкой тогда был, можно сказать, от горшка два вершка, а помнить — помню, как у нас на Орловщине жгли усадьбу помещика, как мать из барских покоев перину домой притащила, а отец кричал на неё, что попадёт ему за эту перину. Перину ту отец в овраг свёз, а мать к жандарму вызвали. От жандарма рачки назад прилезла и по сих пор выгнуться не может. — Архип вздохнул. — Ну, прощевайте, господин учитель! Выздоравливайте! А над словами вашими я думать буду…

— Думайте!

Возвращаясь домой, Архип заглянул в окно кухни, откуда слышались приглушённые девичьи голоса.

«Гадают!» — улыбнулся он, ища глазами Нюру. Под Новый год у Ковалевых в кухне собрались девки и бабы со всей улицы. Всезнающая Гашка придумывала и вспоминала все старинные гадания и сама их разгадывала. Девушки с замиранием сердца ждали предсказания своей судьбы.

А судьба-то сводилась к одному: выйдет ли в этом году замуж или ещё придётся в девках посидеть. Каков будет жених: богат аль беден, красив аль урод, аль пьяница. Девушки старались говорить шёпотом, не смеялись. При таком важном деле какие могут быть смешки! В полночь снимали петухов с насестов, сажали под решето, сыпали им зерно, ставили стакан с водой и с затаённым дыханием ждали, как поведёт себя петух: станет зерно клевать — домовитый будет муж; воду станет пить — несусветный пьяница; уснёт петух, не поев, не попив, — умрёт муж после венца.

Потом всей гурьбой выбежали на перекрёсток улицы и стали считать колья в заборах и плетнях:

— Раз, два, три, четыре, пять…

Девятый кол — жених. Если девятый кол корявый — жених рябой, кривой кол — урод жених. А прямой да гладкий — жених высок и красив.

Нюре Ковалевой попался прямой высокий кол. Она улыбнулась, подумав об Архипе.

А потом тяжело вздохнула. Вспомнила, что батрак не пара невесте из семьи богатых казаков Ковалевых…

Вскоре после Нового года Кутасов ушёл из станицы на железную дорогу в ремонтную бригаду.

— Скатертью дорожка! — обрадовался атаман. — Убрался, крамольник! Баба с возу — кобыле легче!

Вечерами в излюбленных местах Залесинки, Козюлиной и Дылевой балок собиралась на гулянки молодёжь. Первыми обычно появлялись девчата и громко, во веер голос, запевали песню. По этому сигналу парни спешили управиться по хозяйству и тоже шли гулять.

В этот вечер Мишка Рябцев сердито прикрикнул на сестру, которая раньше его хотела улизнуть из дому.

— Ты что, с цепи сорвался? Гавкаешь, как наш Полкан? — рассердилась она.

Мишка только покосился на неё и со злостью плюнул.

За последнее время он похудел, и глаза его вспыхивали недобрыми огоньками. Иссушила ему сердце Дашка Кобелева. Передавали ему верные люди, что Васька Колесников, атаманский старший сын, зачастил к Дашке, а она будто больше льнёт к его меньшему брату Алексею.

И Мишка решил посчитаться с атаманскими сынками. В помощь себе он позвал своих дружков–товарищей и батрака Архипа. Парни прихватили гармонику, бубен, дудки и двинулись к Дылевой балке.

Дылевские девчата издалека услыхали их музыку и оборвали песню.

— Ой, девчата! Да кто ж это к нам с гармонистом прёт? — радостно взвизгнул кто-то. —Гармонь-то играет. И–и-их!

Прислушались к приближающейся музыке. В лад гармони подыгрывали рожки и дудки, грохотал бубен, раздавался весёлый посвист.

— Ой, да это с Козюлиной балки к нам идут! Мишка Рябцев на бубне выбивает и соловьём насвистывает, а городчанские ребята в рожки играют.

— А гармонь чья?

— На гармони ни один казак в нашем краю не играет. Не иначе как Яшка с Хамселовки. Он же теперя Мишкиным дружком стал, — подсказал кто-то.

С другой стороны подошли свои ребята с Дылевой балки. С ними Василий и Алешка — сыновья атамана. Василий зло, сквозь зубы бросил Дашке:

— Свистунов поджидаешь? Пехай, нехай идут! Мы им тут наломаем бока!