Над нами синее небо

Равным образом, как свадьба, не удался и брак. О причинах ходили разные догадки, а кто-то даже дошел до пикантных обстоятельств. Сам генерал никогда этого в разговоре не касался, а капитан считал неделикатным проявлять интерес.

— Итак, я утратил свободу, — сказал генерал капитану, когда после свадьбы и краткого отпуска вышел на работу. Но, если послушать врагов Чехословакии, он глубоко ошибался. Не только он, но и все остальные граждане этого государства уже три года «никакой свободы не имеют». Так с февраля 1948 года твердили на Западе. А поскольку все честные люди у нас этого обстоятельства не замечали, то там было решено настойчиво им об этом напоминать. И днем и ночью. Стали регулярно проводиться так называемые «баллоновые операции», субсидируемые империалистами, при активном участии изменников, бежавших на Запад как в мае 1945 года, так и в феврале 1948 года.

Все было организовано довольно примитивно. Для этой цели применялся баллон длиною около пяти метров, под которым приспосабливалась корзина, а в ней находились листовки. Содержание последних было еще более примитивным. Например, в них можно было прочесть, что у нас голод. Листовки такого сорта рабочие с насмешками читали в приграничных лесах во время обильной трапезы. Само собой разумеется, в листовках не было недостатка в восхвалении жизни по ту сторону «железного занавеса». Другие листовки изображали социализм как общую большую казарму с людьми, унифицированными как по одежде, так и по убеждениям. Некоторые даже сообщали, что на нас разгневался бог, и те, кто поддерживает режим, уже не могут приобщиться к небесным сладостям. Характерной чертой всех листовок была ненависть. Ненависть к коммунистической партии и Советскому Союзу, ненависть ко всему и всем, кто лишил бывших крупных хозяев нетрудовых барышей, а также глубокое презрение к трудящимся.

— Негодяи! — заявил генерал, когда ему доставили один из захваченных баллонов. — Ведь разобьется кто-нибудь, столкнувшись с ним. — Он отдал приказ, предупреждающий об опасности, которая грозит летчикам при ударе о баллон. (Думали, что генерал преувеличивает, но позднее, к сожалению, это предупреждение оказалось справедливым.) Содержание листовок генерала не интересовало. — Зачем я должен портить глаза, читая эту мерзость? — сказал он и брезгливо отодвинул листовки.

Но операции не ограничились только листовками. Были выпущены баллоны с фотоаппаратурой, производившей разведывательные снимки нашей территории. Радиопередачи «Свободной Европы» призывали наших людей при нахождении камеры вытащить отснятую пленку и обеспечить ее возвращение в Западную Германию. Однако через какое-то время от этой формы шпионажа им пришлось отказаться, так как пленку почти никогда не возвращали.

Тогда нарушение нашего воздушного пространства не было редкостью. Летали, когда хотели, углубляясь в нашу территорию на десять, тридцать, пятьдесят и больше километров. Самое большое, что могли сделать наши безоружные летчики — это погрозить нарушителям кулаком. Настроение летчиков от этого было, естественно, неважным.

«Почему мы такие добрые? Стараемся, живем в тяжелых условиях, семей почти не видим, а что толку? Провоцируют, издеваются над нами, а мы им даже по зубам дать не можем».

Особенно тяжело было политическим работникам. Борясь с пессимистическими настроениями летного состава, им приходилось объяснять, что наши повседневные дела имеют огромное значение — это составная часть строительства новой авиации, действительно современной, которая будет иметь неограниченные возможности, чтобы наказать каждого нарушителя. Люди слушали, верили, но настроение их не улучшалось.

Однажды утром в комнате дежурного офицера капитан увидел группу военнослужащих, и среди них командира одной из частей соединения, политрука и членов партийного комитета. Люди прибыли в соответствии с решением партийного собрания для разговора с генералом. Капитан попытался выяснить, в чем дело, но офицеры не изъявили желания заниматься разговорами в комнате дежурного.

В кабинете генерала командир части от имени делегации заявил:

— Хотим ликвидировать баллоны. Расстреливать, — добавил он для ясности. — Вчера такое решение было принято на партийном собрании, и нам было предложено обсудить это с вами.

Генерал беспокойно заморгал.

— Поймите, — сказал он командиру части, — пока этим соединением командую я, ни одна организация, даже партийная, не будет мне предписывать, что делать. Запомните это.

— Мы вам ничего не предписываем, — смело ответил политрук части. — Мы пришли, чтобы доложить решение партийной организации.

— А ты помолчи, — осадил его генерал. — Совсем недавно по недисциплинированности испортили самолет. Если бы как следует выполнял свои обязанности, этого бы не случилось. А наставлять меня есть кому и без вас.

Спор начал принимать нежелательное направление. Капитан увидел, как начальник штаба незаметно выскользнул из кабинета. Вскоре появился советский генерал.

— Пришли с предложением, — иронически объяснил советнику обстановку наш генерал.