Над пропастью

— Это не игра, — возразил Пулатходжаев. — Это определенный исторический итог. Как глава Советской власти Бухарской республики я заявляю: нам, нашему народу будет лучше, если вы уйдете. Мы устроим вам… такие проводы! Многие командиры уже удостоены высших знаков отличия Бухарской республики…

— Премного благодарны, — с усмешкой перебил Морозенко. — Седьмой полк, товарищ Пулатходжаев, прибыл сюда согласно взаимной договоренности и по соглашению между правительствами РСФСР и Бухарской республики. По приказу Главного штаба Туркфронта. Простите: напоминаю. Цели нашего пребывания здесь вам известны. Срок пребывания определен не вами. Мы подчиняемся приказам Главного штаба.

— Седьмой стрелковый полк придан отряду Пулатходжаева, следовательно, вы должны подчиняться распоряжениям председателя Всебухарского Исполнительного Комитета! — Это было сказано громко, веско. Это было последнее, что мог сказать Пулатходжаев. Все! Он понимал: этих не уговоришь, на них можно только давить. Силой, властью.

— Мы можем выслушать предложения, обсудить их. Но выполнять указания, решения… Уж извините, но мы люди военные, мы знаем одно: приказ. Если вы считаете себя вправе, что вам мешает запросить штаб Туркфронта?

— Вы не боитесь последствий для себя лично? — сощурился Пулатходжаев.

Морозенко выдержал его взгляд.

— А вот угрожать не надо, — спокойно сказал он. — Дешевый прием. И затворами клацать не надо! — добавил громче. — Скажите вашим людям, пусть перестанут демонстрировать готовность арестовать красных командиров. Давайте обойдемся без провокаций, не забывайтесь, где вы. И давайте закончим нашу беседу. Будете разговаривать со штабом — пожалуйста. Вам дадут такую возможность.

— Мне не нравится ваш тон, — высказал недовольство Пулатходжаев. И тут Морозенко сорвался:

— Что слова! Что тон! Хуже, когда не нравится все поведение! Откровенность за откровенность: очень не нравится, господин верховный…

— Не надо переводить, — решительно перебил Нагорный. — Слова, сказанные в запальчивости… Не надо. Я предлагаю сделать перерыв. — Он говорил спокойно, просил всех не спеша обсудить, не горячиться…

Пулатходжаев думал об одном: провал. Провал не только всего дела. Провал… Надо уходить и — немедленно!

— Сделаем перерыв, — согласился он. — Товарищ Нагорный прав, не надо горячиться и доводить наше общее дело до ссоры. Подумаю я, поразмышляйте и вы. Если есть острая необходимость посоветоваться с командованием, советуйтесь… Объявляется перерыв на один час! Послы остаются здесь! Али Ризо, обеспечьте их охрану, — распорядился Пулатходжаев. Воспользовавшись шумом, он шепнул стоявшему рядом Али Ризо: — Уходим! Данияр держит отряд наготове… Выйдешь после меня!

Курбан, незаметно наблюдавший за Пулатходжаевым, почувствовал неладное и решил последовать за ним. Но крепко вцепился в локоть ишан Судур.

— Дитя мое! Мы — послы… Мы пришли для мирных переговоров, и наше слово — ему нет цены… Это — мир… Покой… Человеческие судьбы и жизни, и судьба народа, и новая жизнь… — Курбан плохо слушал, о чем там бормочет старик. Что-то было возле дверей, выходили — и вдруг натолкнулись: заперто! За дверью шум.

Нервно подрагивает лицо Нагорного. Зло бросает Морозенко:

— На твоей голове чай кипятить!.. Надо было держать. Удержать! Уйдет!

Морозенко:

— А что ж мне его слушать так долго, я не каменный. Не уйдет. Достанем!

Курбан шел к ним, волоча на себе ишана Судура, тот все что-то бормотал.

Грохнула дверь. В комнату вбежал красноармеец.

— Товарищ Морозенко! Пулатходжаев уходит! С отрядом! — прокричал он.

В дверях давка. Слышалась беспорядочная стрельба.

Морозенко зычным голосом отдавал приказы:

— Не стрелять! Брать живьем! Только живым брать!.. Второй эскадрон… пошел!..

В настежь распахнутые ворота ушли в погоню за отрядом Пулатходжаева один за другим три эскадрона. Стало тихо. Возле ворот лежали трупы порубленных и застреленных красноармейцев. Морозенко с Нагорным обошли это страшное место. Морозенко повторял хрипло: «Взять — живым!» Нагорный протирал пенсне мятым платком, оглядываясь, как слепой.

Курбан и ишан Судур прошли в конюшню, находившуюся слева от ворот, но ни коней, ни Гуппанбая с людьми здесь уже не было.

— Попросим коней? — Ишан Судур смотрел на Курбана в растерянности — беспомощный, жалкий старичок…

Курбан горько улыбнулся.

— Пойдемте, учитель, — сказал он.

— Да, да! — согласился хазрат. — Какой позор!..

Они прошли через ворота. Никто их не остановил.

По холмистой степи, в сторону Кукташа, уходил отряд Пулатходжаева. За ним гнались эскадроны Морозенко.

— Не догонят… — невнятно проговорил ишан Судур, вглядываясь в долину.

«Куда они денутся?» — про себя усмехнулся Курбан.

Промолчал. Перейдя мост, они пошли не по дороге, а, свернув направо, медленно побрели в тени высокого холма, по северной его стороне.

35