Читаем Над пропастью во сне: Мой отец Дж. Д. Сэлинджер полностью

А забеременела в том году я, и не подозревала ничего, пока меня не начало тошнить каждое утро перед школой. Недавно в старой коробке с памятными документами я наткнулась на листок бумаги. Понятия не имею, зачем я сохранила его. То был квиточек из Лексингтонской поликлиники и там значилось, черным по белому: «тест на беременность позитивный». Я тогда жила в Лексингтоне, пригороде Бостона, в квартире, которую снимала вместе с Дженис, одноклассницей из Кембриджской школы, которая тоже решила, что не сможет выдержать еще год в интернате. Мы обсудили несколько школ, включая Лексингтонскую христианскую академию, где тренировались «Кельтикс», а «Джо Джо Уайт» позволяли даже стоять на балконе и смотреть, только тихо. Мы слышали однажды, как тренер готовит команду к игре с «Книксами», которая должна была состояться на следующий день, и это было здорово. Тренер прошелся по всему списку нью-йоркских игроков, намечая стратегию по отношению к каждому, пока не добрался до Уолта Фрезьера. Тут он просто покачал головой и сказал: «А Фрезьер есть Фрезьер». Никто не засмеялся, никому никаких объяснений не потребовалось: в тот год парень был недосягаем. Другим заведением, которое мы могли выбрать, была публичная средняя школа в Лексингтоне. На ней мы и остановились по причинам, которых я уже не помню, сняли квартиру, придумали себе попечителей и записались в Лексингтонскую среднюю.

Теперь я думаю, что чувствовала бы себя лучше в любой городской школе, чем в этой пригородной. Во всяком случае, там бы я не настолько выделялась. Моих одноклассниц заботили такие вещи, как например, покупка платьев на каждый день и на выход. Меня заботила моя работа (я устроилась официанткой), беременность и квартирная плата. Отец, скрепя сердце, определил мне годовое содержание, которого хватило бы на крышу над головой где-то в 1930-е годы. Я ему заявила, что он зажимает деньги, предназначенные на мое образование, но он рассвирепел и пригрозил, что вообще ничего посылать не будет. Ему было все равно, где я живу, но как только речь заходила о деньгах, он впадал в ярость, ему казалось, что все его обирают, все — «паразиты»: его любимое словечко, которое он приберегал для женщин и для преподавателей колледжа. То-то я уписалась, когда обнаружила в его биографии, что он лет до двадцати пяти жил с родителями (и за их счет). Ах, прошу прощения, он — настоящий писатель, это совсем другое. Ну ладно, пусть я подаю ленчи в столовой и едва свожу концы с концами; многие ребята так живут — но ведь этих треклятых забот с легкостью можно было избежать: отец вовсе не был беден, деньги у него водились, и такую несправедливость мне было трудно переварить. Хорошо еще, что я все предусмотрела и придумала себе попечителя с низкими доходами, так что, по крайней мере, меня в школе бесплатно кормили.

Выдуманный попечитель оказался незаменим еще и потому, что он отвечал на замечания по поводу прогулов. Я ходила в школу по вторникам, средам и четвергам, а длинные уик-энды проводила с Дэном в Дартмуте, кроме сезона соревнований по баскетболу, когда у меня были ежедневные тренировки. В ответах учителям я выражала глубокую озабоченность тем, что Пегги пропускает занятия, но как-то умудрялась намекнуть, что если за три оставшихся дня она получает высшие баллы, то о чем говорить?

Когда я призналась Дэну, что беременна, было раннее утро. Он повернулся ко мне, полусонный, и довольно изысканно сделал предложение, которое я приняла. Через месяц он сообщил, что на следующий семестр поедет в Африку, по программе обмена, но вернется к рождению ребенка.

Однажды утром, когда меня рвало в туалете, я сломалась. Мне в одиночку этого не выдержать — вот все, о чем я могла думать. На четвертом месяце беременности я сошла с круга. Без спроса взяла у брата со счета 150 долларов на аборт и на автобус до Нью-Йорка. Это — самый печальный момент во всей моей жизни. Я хотела ребенка, просто была слишком напугана, слишком одинока — я и понятия не имела, что могу получить какую-то помощь: от благотворительных организаций, от AFDC[239] так далее. В средней школе таким жизненно важным навыкам не обучают.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес