Над пропастью жизнь ярче

Зиновий заснул, Саша долго смотрела в окно на притихший Невский. Сна ни в одном глазу. Взяла телефон, увидела уведомление: «Ваш друг Степанцева Софья упомянула вас в своей публикации».

Открыла социальную сеть, прочитала:

«00.40, где-то под Петербургом. У меня сегодня был офигенский вечер. Мы с моей старшей сестрой Сашей и дядей Зиновием были в суперском ресторане. Фуа-гра, икорка, фаршированный осетр. Сумасшедший вид. Обалденные люди. А, ну и еще я сегодня получила Гран-при».

Александра улыбнулась. Поставила «лайк». И наконец крепко уснула.

Пробудилась только в половине десятого.

Зиновий, он сидел с планшетом на коленях, рассеянно ее поприветствовал:

– Доброе утро, зайка.

Лицо серьезное. И пустой кофейной чашки нигде не видно. Неужели даже кофе не попил? Не похоже на Зиновия-сибарита.

Саша зевнула. Подоткнула под спину подушку. Спросила:

– Ты чего делаешь?

Он досадливо отозвался:

– Ищу этот… «Плюс-минус консалтинг».

– Зачем? – удивилась она.

– Да знаешь… я посмотрел в каталоге, сколько ее платье стоит… Больше тысячи долларов, однако.

– Молодцы спонсоры. Богатые люди, грамотная инвестиция.

– Ага. Только такой фирмы не существует. Вообще. Есть «Консалтинг&Аудит», но там президент и весь совет директоров мужчины.

– Ну, Соня ведь сама путалась. Давай ей позвоним! Пусть точное название скажет.

– Уже звонил. Абонент недоступен. И домой звонил. Ольга Егоровна сказала, что, наверно, звук выключен.

– Почему?

– Потому что она ее в школу отправила.

– Вот зверюга! В школу?! После таких соревнований! Прямо с дороги!

Зиновий отложил планшет, спросил:

– Слушай, а Соня тебе имени этой президентши не называла?

– Нет. Кажется, нет…

– Как бы узнать?

– Только у нее самой спросить. Хотя… подожди.

Александра схватила с тумбочки телефон, открыла социальную сеть. Объяснила:

– Хочу в ее друзьях посмотреть. Ага. Вот. Людмила Аркадьевна Буйновская. А фирма называется «Аудит-консалт-премиум».

– О’кей. – Он снова уткнулся в планшет.

Саша позвонила в ресторан, попросила принести завтрак. Положила трубку, обернулась к Зиновию:

– Ну что?

– И такой фирмы нет.

Вскочил, подбежал к постели:

– Как эта Буйновская выглядит? Фотография есть?

– Да. Очень представительная мадам. – Александра протянула ему аппарат.

Зиновий долго вглядывался в породистое, немолодое лицо. Хмурился, кусал губы. Саша нервничала все больше и больше, но молчала, не дергала.

Наконец он отбросил телефон и тихо произнес:

– Сашка, по-моему, мы с тобой попали. Очень круто попали.

За четыре месяца до описанных событий

Видеть его – будто всходить на плаху. Людмила Аркадьевна делала это каждый день.

Менялись времена года, декорации и настроение сына. Неизменным оставалось одно: он умирал.

Пока были деньги и силы бороться, они испробовали все. Клиника в Мюнхене, гений-профессор в Израиле, китайцы с иголками, экспериментальные вакцины, стволовые клетки.

Год назад стало ясно: болезнь Виктора непобедима. Медики способны исправлять мелочи, но вернуть его к нормальной жизни не в силах. Можно худо-бедно жить месяц, даже два. А потом неизбежно последует обострение. Каждый раз – все более жесткое.

Матери сдаются последними, и Людмила Аркадьевна продолжала читать литературу, искать врачей, хотя бы вселять в сына надежду.

Но он бороться устал. Махнул на себя рукой. Начал пить. Закурил. Забросил дыхательную гимнастику и прогулки.

Иногда, навещая его, Людмила Аркадьевна заставала в квартире непотребный, с бабами вокзального вида, разгуляй. Но чаще Виктор, над дешевым коньяком, угасал один. И она готова была сердце свое отдать, лишь бы не видеть черную безнадегу в его глазах.

Многие его дружки – а за годы скитаний товарищей по несчастью завелось немало – давно перестали лечиться. И Виктора подбивали: «Чего зря печенку травить? Все равно конец один».

Сын тоже порывался, убеждал мать: он неизлечим, врачи сами признали.

Но она пока стояла на своем.

Всегда могла на Виктора влиять. Заставляла и сейчас глотать таблетки. Если совсем становилось худо, отвозила в больничку.

Когда предложили операцию, уговаривала, чтоб соглашался.

Думала, придется убеждать, спорить, но сын лишь вздохнул:

– Черт с тобой. Может, хоть на операционном столе сдохну.

Все его приятели давно подхватили сопутствующие болезни, под названием «инфекции-оппортунисты», то есть как бы воспользовавшиеся ситуацией, что сложилась в организме.

Виктору повезло меньше всех. Кому-то достался герпес, цитомегаловирус или пневмония. А ему – туберкулез.

В столетии двадцатом, при социализме, во фтизиатрии работали лучшие умы, а на лечение и профилактику выделялись огромные средства.