Читаем Над просторами северных морей полностью

Высоту самолет терял осторожно. Время будто замерло, Гилим прикипел к стрелке высотомера, лишь иногда бросая взгляды на козырек кабины, на остекленный пол, в стороны — искал признаки границы облаков. Если между облаками и водой есть зазор, надо не пропустить его, чтобы вовремя выровнять самолет. Ну а если нет?! Если облака слились с туманом, а тот с водой?! Так, не видя просвета, можно врезаться в воду… Хочешь не хочешь, а такие мысли буравят голову, терзают сердце, нервы… Александр неотрывно смотрит на высотомер. Вот его стрелка замерла на цифре О — высота аэродрома, помешкала там и двинулась дальше влево. Теперь «Петляков» летел ниже уровня берега и продолжал снижаться. Осмысливать такое положение нелегко.

Нелегко и Константину. Вдруг штурман полка капитан Серебряк просчитался и под самолетами не море, а суша?! Летчик отогнал, отбросил сомнение: пролетели полчаса, значит, берег остался позади не меньше чем в ста километрах!

Потеряно еще двадцать метров. А воды не видно… Еще десять! Нервы напряжены. Летчики даже прекратили переговариваться между собой. Все — вниманию! А в голове пилота мелькает спасительная мысль: не вернее ли снова уйти за облака? Рука непроизвольно потащила штурвал на себя, Пе-3 прекратил снижение. Но только на несколько секунд! Тотчас Константин пересилил себя, приказал: вниз! Только вниз!

Стрелка скользнула влево еще на десяток метров… Еще. В кабине стало темнее, потом сразу посветлело, и у летчиков одновременно вырвался вздох облегчения: облака кончились, близко под самолетом простиралась серая с коричневым отливом волнистая гладь.

Усенко рукавом смахнул с лица капельки пота и осмотрелся: машины командира полка не было видно. Зазор до облаков был не больше ста метров. Видимость — до трех километров.

— Слева сзади самолет! — крикнул Гилим, бросаясь к пулемету. — Чей?

Усенко сдвинул предохранительный колпачок с кнопки огня и начал разворот в сторону неизвестного. Но еще издали рассмотрел «двухвостку» Богомолова.

«Петляковы» собрались вместе, и ведущий начал поисковую «змейку». Вскоре они были возле конвоя, пролетели вдоль его строя, зашли по курсу — посмотреть, нет ли вражеских подводных лодок, снова вернулись к середине и начали выписывать «восьмерки» барража. Время опять будто замедлило свой стремительный бег.

Оперативная обстановка в квадрате конвоя была относительно спокойной. Экипажи истребителей дважды обнаруживали одиночные самолеты противника, но они держались на удалении и попыток атаковать корабли не предпринимали. Однако «Петляковы» были все время начеку.

Между тем конвой втянулся в горло Белого моря, и противник исчез. Время было возвращаться домой. Богомолов подал сигнал, и самолеты перешли в набор высоты, пробили слой облаков и так за облаками прилетели в Энск.

С аэродрома передали: «У нас туман. Следуйте на базу.

Через час с небольшим оба Пе-3 благополучно сели на острове. Погода здесь была сносная.

А в Энске истребители попали в плен к туману. Вот когда пригодилась вторая эскадрилья 13-го авиаполка, предусмотрительно оставленная в резерве командующим ОМАГ. Лучшие ее летчики немедленно были включены в патрулирование над приближающимся конвоем. Экипажи, сменяя друг друга, закружились в охране судов. К ним присоединились прилетевшие из Энска Богомолов и Усенко.

Между тем конвой прошел Белое море, и его суда бросили якоря напротив острова Мудьюг. Головной транспорт сразу направился под разгрузку.

Однако немцы не оставили попыток добить спасенные суда семнадцатого конвоя. Посты СНИС и ВНОС[3], расположенные на побережье морей и на островах, дозорные корабли и экипажи патрулирующих истребителей в разных местах и в разное время обнаруживали крадущихся вражеских разведчиков, настырно пытавшихся проникнуть в районы стоянки и разгрузки судов. Поэтому вся система противовоздушной обороны Архангельска работала с полной нагрузкой, отгоняя и уничтожая врагов.

Понятия день и ночь окончательно спутались не только оттого, что над северными широтами господствовал длинный полярный день, но и потому, что полеты не прекращались круглосуточно. Летчики 13-го уже вжились в непривычную обстановку и время суток отмечали больше по привычке, чем по надобности, продолжая летать и летать.

4

Полярное лето не баловало хорошей погодой и район Архангельска. Вот и сегодня с утра край слоисто-дождевых облаков не превышал высоту полутора тысяч метров. Сплошной завесой они почти неподвижно висели над аэродромом, островом, всем районом. Поеживаясь от сырости и прохлады, Усенко с Гилимом быстро шагали по мокрой тропе к стоянке своего самолета. Лужи от недавно прошедшего дождя еще не высохли, и под сапогами чавкала жидкая грязь. Настроение у Константина было прескверным. Сырая погода донимала его: опять саднили рубцы заживших ран, а в кости поврежденных рук и ног прочно вселилась ноющая боль, от которой не было покоя даже во время короткого отдыха.

Плохое настроение командира звена заметил бомбардир. Он шагал рядом, не зная, чем помочь боевому другу. Потом решился начать разговор:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дым отечества
Дым отечества

«… Услышав сейчас эти тяжелые хозяйские шаги, Басаргин отчетливо вспомнил один старый разговор, который у него был с Григорием Фаддеичем еще в тридцать шестом году, когда его вместо аспирантуры послали на два года в Бурят-Монголию.– Не умеешь быть хозяином своей жизни, – с раздражением, смешанным с сочувствием, говорил тогда Григорий Фаддеич. – Что хотят, то с тобой и делают, как с пешкой. Не хозяин.Басаргину действительно тогда не хотелось ехать, но он подчинился долгу, поехал и два года провел в Бурят-Монголии. И всю дорогу туда, трясясь на верхней полке, думал, что, пожалуй, Григорий Фаддеич прав. А потом забыл об этом. А сейчас, когда вспомнил, уже твердо знал, что прав он, а не Григорий Фаддеич, и что именно он, Басаргин, был хозяином своей жизни. Был хозяином потому, что его жизнь в чем-то самом для него важном всегда шла так, как, по его взглядам, должна была идти. А главное – шла так, как ему хотелось, чтобы она шла, когда он думал о своих идеалах.А Григорий Фаддеич, о котором, поверхностно судя, легче всего было сказать, что он-то и есть хозяин своей жизни, ибо он все делает так, как ему хочется и как ему удобно в данную минуту, – не был хозяином своей жизни, потому что жил, не имея идеала, который повелевал бы ему делать то или другое или примирял его с той или другой трудной необходимостью. В сущности, он был не больше чем раб своих ежедневных страстей, привычек и желаний. …»

Андрей Михайлович Столяров , Василий Павлович Щепетнев , Кирилл Юрьевич Аксасский , Константин Михайлович Симонов , Татьяна Апраксина

Фантастика / Научная Фантастика / Попаданцы / Стихи и поэзия / Проза о войне