Над студёной водой

Он бережно взял её лицо в ладони. Долго-долго, пристально смотрел в её доверчиво распахнутые глаза, словно всё ещё сомневался, стоит ли переступать ту самую черту. А потом наклонился, и их губы, наконец, соединились. Пока даже не раскрываясь – просто прижались друг к другу, нерешительно и деликатно соприкоснулись, как бы узнавая и привыкая к новому ощущению. Ася замерла, боясь даже дышать. Некоторое время он тоже не двигался. Затем его губы чуть-чуть шевельнулись. У Аси закружилась голова, и она несмело ответила на поцелуй, чувствуя себя сейчас четырнадцатилетней неопытной девчонкой. Он сильнее прижал её к себе, продолжая медленно – томительно медленно, до дрожи в коленках – исследовать её губы. Ася упала бы, если бы он не держал её так крепко, так близко. Он был такой горячий, такой вкусно пахнущий, такой… Ася несмело подняла руку и сделала то, о чём давно мечтала – запустила пальцы в его волосы. Это было ему приятно. Чёрт, она чувствовала, что ему это нравится!..

Сколько по времени продолжалось это безумие, кто из них опомнился первым – она не осознала. Но, кажется, Ася всё-таки пришла в себя чуть раньше. Удивительно ещё, что никто не застукал их на месте этого ужасного и восхитительного преступления.

– Ты очень скучаешь по жене? – поинтересовалась она, переводя дыхание и быстро отступая назад, чтобы оказаться на безопасном расстоянии.

– А почему ты спрашиваешь? – не сразу отозвался он, тоже с трудом возвращаясь к реальности.

– Да просто не совсем поняла, кого ты сейчас целовал – меня или её, – она осторожно прикоснулась ладонью к своим, всё ещё горевшим и чуть припухшим, губам.

Он улыбнулся.

– Тебя, Асенька. Не сомневайся…

– Как нищенка – выпросила милостыню у дверей… – горько пошутила она. Белецкий покачал головой и ласково взял её за подбородок.

– Не надо так. Мне было приятно это делать.

Ася отступила ещё на шаг, чтобы не поддаться дикому порыву снова кинуться к нему в объятия.

– Спасибо тебе… – выговорила она сдавленным голосом. Затем медленно развернулась, потянула на себя дверь ресторана и через мгновение скрылась внутри.

А в ресторане вовсю продолжалось гулянье. К счастью, все были настолько поглощены незамысловатыми развлечениями, что ни отсутствия, ни появления Аси никто просто не заметил. Она вернулась как раз в тот момент, когда, уступив уговорам женской части съёмочной группы и заручившись одобрением отца, официантка Марина согласилась спеть какую-нибудь старинную мезенскую песню – «пожалостливее», как просили её киношницы. Очевидно, под воздействиям алкоголя всем традиционно захотелось по-бабьи взгрустнуть и поплакать.

Немного стесняясь, но не жеманничая, Марина вышла на середину танцпола. Музыка стихла. Девушка перекинула тяжеленную косу на грудь, упёрла руки в бока и, поведя очами в сторону Андрея Исаева, запела сильным красивым голосом:

– Ох, на сердечушке – ледок,
Ой, много-много наледи!
Накину гарусный платок,
Пойду из дома на люди.
Из дома в дом, из дома в дом!
Примите, люди добрые!
Примите девушку ладом,
Утешьте разговорами!..[19]

– Талантливая девочка, – вполголоса заметила Вера на ухо Асе. – И обрати внимание, как на нашего Андрюху поглядывает…

– Андрей дурак, – с чувством сказала Ася, моментально включаясь в беседу, словно и не она вовсе только что целовалась как безумная у дверей ресторана, словно и не было в её жизни этих нескольких минут пронзительного, горько-невозможного счастья. – Такое сокровище на него глаз положило, а он вокруг нашей гламурной фифы увивается.

– Ну, там ему ловить нечего, – протянула Вера со знанием дела. – Для Аурики он слишком прост и молод. Ей нравятся мужчины постарше и поинтереснее.

– Я в курсе, – хмыкнула Ася, прекрасно осведомлённая о том, что юная актриса продолжает активно охмурять Белецкого – правда, пока безуспешно.

Между тем, отбивая себе ритм туфелькой, Марина продолжала песню:

– Худая я, худая я,
И милый тоже выхудал,
Страдает он, страдаю я,
Не видим оба выхода.
Вы нашу знаете любовь,
Одной деревни жители, —
Но выбирать самой свекровь
Мне не велят родители.

– Нет, ей-богу, жалко девчонку, пропадёт ведь, – вздохнула Вера. – Сохнет-вянет в этой глуши, привязанная к папочке чувством долга. Как же ей, должно быть, скучно и тоскливо здесь…

– Мне не велят, мне не велят,
Да и ему наказано
Поосторожнее гулять,
Себя семьёй не связывать.
Ему – невеста, мне – жених
Давно уже подобраны.
А наше счастье – на двоих,
Поймите, люди добрые!