Над Тиссой (Иллюстрации Г. Балашова)

Кларк тем временем вытащил кожаный, видавший виды бумажник, положил его на край стола и раскрыл так небрежно, что все его содержимое посыпалось на пол. Чего только не хранил в своей необъятной утробе этот солдатский бумажник: вырезки из газет времен Отечественной войны, выписки из приказов главнокомандующего об объявлении благодарности за отличия, письма, какие-то справки, почтовые квитанции, гребенку с зеркальцем, деньги, орденскую книжку, фотографию красивой девушки в украинском костюме, с лентами в толстых русых косах. Подбирая с пола содержимое бумажника, Кларк улыбался:

— Извиняюсь, товарищи! Это я на радостях все свое барахлишко вывернул… Один момент!

— Почему без погон? — строго спросил пограничник. — Прошу предъявить документы.

— Документы? Пожалуйста!

Кларк нагнулся, взял с пола пачку бумаг, протянул лейтенанту:

— Читайте, там сказано, почему старшина Иван Белограй без погон. Отвоевался! Отслужил честно и благородно, дай бог всякому.

— Когда вы получили пропуск в пограничную зону? — спросил лейтенант.

— Когда?… Так там же все ясно, по-русски написано. Читайте! Пятого марта сего года.

— Кончается срок действия вашего пропуска. У вас в запасе всего одна неделя.

— Не беспокойтесь, товарищ лейтенант! Продлим, если… если нам не дадут поворот от ворот.

Пограничник положил на край стола бумаги:

— Каким поездом приехали?

— Да этим самым, московским.

— Билет сохранился?

— Билет? Можно и билет. Вот. — Кларк вытряхнул из платка кусочек картона. — Москва — Явор. Годность — трое суток. Стоимость…

— Советую, товарищ, пойти в гостиницу и лечь спать, — сказал на прощанье лейтенант охмелевшему, не в меру разговорчивому демобилизованному старшине.

— Гостиница… А где она?

— Здесь, на вокзале. На третьем этаже.

Лейтенант откозырял и удалился.

Всякий человек, вольно или невольно наблюдавший за Белограем и Воловиком, не мог не подумать, что они вместе ехали в поезде, подружились в дороге и вот теперь ужинают перед разлукой. Именно на это и рассчитывал Кларк.

Диктор объявил по радио, что через полчаса начнется посадка на поезда, следующие в Будапешт и Вену, в Братиславу и Прагу. Старшина-артиллерист с грустью посмотрел на часы, вздохнул:

— Жалко.

— Чего тебе жалко? — спросил Кларк, не подозревая о том, какой опасный последует ответ, во многом решивший его судьбу.

— Только познакомились, а уже надо разлучаться. Вот и жалко. Удивляюсь, Иван: всего один час знаю тебя, а нравишься так — вроде мы с тобой всю жизнь дружили. Чем приворожил?

— Э, есть такое заветное средство. Только не скажу какое. И не выпытывай. Давай лучше выпьем. Последнюю!

Кларк налил в кружку пива, разбавил его слегка водкой, чокнулся со старшиной. Проделывая все это, он незаметно косил глазами в сторону сидящего за соседним столиком железнодорожника — слышал ли тот неуместное признание старшины, не вызвало ли оно у него настороженности.

Молодой машинист беспечно пил пиво, дымил сигаретой. «Ничего не слышал», — успокоил себя Кларк.

Диктор напомнил о том, что скоро начнется посадка на поезда, следующие за границу, и сообщил о прибытии пригородного поезда Мукачево — Явор — Ужгород.

Старшина-артиллерист неохотно поднялся из-за стола:

— Ну, Иван, раскошеливайся… расплачивайся, одним словом, а я пойду. Пора.

— Постой, так ты, брат, не уйдешь! — Кларк грубовато притянул к себе Воловика, потрепал его за волосы, потом поцеловал в щеку. — Будь здоров, Грицько!

Проводив очарованного старшину к двери досмотрового зала, он поспешил вернуться в ресторан, но Василя Гойды там уже не было. Не нашел Кларк так нужного ему машиниста и в зале ожидания, и в парикмахерской, и на почте, и в камере хранения. «Уехал пригородным в Мукачево», — сообразил Кларк. Он с досадой пожевал губами и направился на третий этаж, в вокзальную гостиницу. Час назад он не думал, что там придется ночевать. Рассчитывал на домашнюю постель нового друга, на его хлеб и соль. «Ничего, голубчик, и до тебя доберусь! Ты мне нужен, очень нужен».

9

Поздно вечером Громада вернулся с границы и по дороге в штаб решил заехать домой. Поднимаясь по лестнице, на площадке второго этажа он увидел широкие плечи и знакомый курчавый затылок Зубавина.

— Евгений Николаевич, вы? — окликнул он майора своим мощным басом. — Чего по ночам бродите?

— Не спится, Кузьма Петрович. Вот я и решил в гости к вам напроситься.

Зубавин часто бывал у Громады дома, он хорошо знал его жену, Ольгу Константиновну, его девочек Майю и Светлану, дружил с ними. Но Кузьма Петрович понимал, что сегодняшний неожиданный ночной приход Зубавина вызван какими-то особыми обстоятельствами.

Ольга Константиновна, открыв дверь, обрадовалась, увидев Зубавина:

— А, Женя! Здравствуй, пропащий! — Высокая, в легком белом платье в синюю крапинку, с непокорными темными волосами, перехваченными голубенькой выцветшей лентой, она легко и быстро подошла к нему, схватила за ухо своими пухлыми и теплыми пальцами: — Вот тебе, вот…

— За что мне такое наказание, Ольга Константиновна?

Она с веселым негодованием посмотрела на мужа, который направлялся в ванную: