Над Тиссой (сборник)

Степанов и Каблуков понимали, что их старший опытный товарищ решает сейчас чрезвычайно важный для успеха дела вопрос.

Снизу из-под горы, на которой стояли пограничники, с наветренной стороны, донесся тихий, едва-едва внятный звон колокольчика. Звук был так слаб, что на него обратил внимание только один Каблуков.

– Слышишь? – спросил он Смолярчука.

Тот напрягал слух, но слышал только шум горного леса и грозный гул весеннего потока на дне заснеженного ущелья.

– Отара!..

И как только Каблуков сказал это, Смолярчук сейчас же услышал и звон колокольчика и уловил тот неповторимый запах, который распространяет далеко вокруг себя большая отара.

– Видели мы их, песиголовцев, видели! – не дожидаясь, пока пограничники приблизятся и начнут задавать вопросы, закричал сивоусый верховинец в черной шляпе, с пастушьей торбой за плечами, с обугленной трубкой в съеденных зубах. – Мы тайком нашего Васыля послали на заставу. Не встретили?

– Разминулись, – сказал Смолярчук. – Куда они пошли, эти песиголовцы?

– Идите вон туда, и вы их скоро догоните.

Пастух направил на верный путь: под высокой, с искривленным стволом горной сосной Витязь нашел потерянный след, и преследование песиголовцев (так народ в Закарпатье называл в своих сказках злодеев) продолжалось.

Витязь, ярость которого нарастала, привел пограничников в высокогорный лес: старые и угрюмые, почти черные елки, карликовая поросль их, седой мох, сырость и тишина подземелья…

Подозрительна была эта тишина. За каждым деревом, под любым кустом, в ветвях ели мог затаиться нарушитель с автоматом в руках.

Смолярчук умел видеть сразу весь лес и каждое дерево и каждый кустик в отдельности. Где-то здесь, решил он, затаились лазутчики.

Пробежав небольшое расстояние, он подал знак товарищам продвигаться осторожно, маскируясь, от дерева к дереву.

Витязь становился все агрессивнее: он чувствовал приближение цели.

Внимание Смолярчука привлекла гуща молодых елочек – их острые вершины дрожали. Старшина спрятался за деревом и уложил собаку. Прильнули к стволам елок и сопровождающие инструктора пограничники.

– Слушай! – шепотом скомандовал Смолярчук.

Злобно двигая острыми ушами, рыча, порываясь вскочить, Витязь всматривался в ельник. Загривок его щетинился.

– Тихо, дружок, тихо!

Смолярчук насадил на палку фуражку и осторожно выдвинул ее из-за дерева. Застрекотал вражеский автомат. Каблуков и Степанов сейчас же дали двойную очередь – огонь по огню. Завязалась перестрелка.

Убедившись в том, что нарушители не сдадутся, Смолярчук решил их уничтожить. Он приказал Каблукову огнем отвлечь на себя внимание диверсантов, Степанову поставил задачу обойти ельник слева, а сам незаметно переместился вправо – перебежками, от куста к кусту. Окружение сопровождалось беспрестанным огнем Каблукова.

Витязь ни на один шаг не отставал от Смолярчука, тоже ложился, переползал.

Петля все туже сжималась вокруг диверсантов. Огонь с их стороны резко ослабел, потом и совсем затих. Смолярчук насторожился. Что это значит? Неужели оставили заслон и под его прикрытием отошли?

Ельник, изрезанный вдоль и поперек пулями автоматов, поредел, и хорошо стали видны на весенней земле две черные неподвижные фигуры. Только двое. Где же третий? Неужели успел удрать? Да, похоже на то.

Смолярчук первым подбежал к убитым. Они лежали, уткнувшись в землю. Перевернув их на спину, старшина увидел щетинистые и опухшие лица. На крепких солдатских ремнях подвешены гранаты и автоматные диски. Руки все еще сжимали оружие.

– Обыскать! Что с тобой? – вскрикнул Смолярчук, заметив, как румяное лицо Степанова быстро покрывалось бледностью.

– Кажется… ранен. В ногу, – губы Степанова задрожали. – Ранен, – повторил он тихо, уже с закрытыми глазами.

Смолярчук взял у Степанова автомат, приказал Каблукову перевязать раненого и охранять трупы, а сам продолжал преследование. Нельзя было терять ни одной минуты. Он бежал за Витязем, готовый каждую секунду открыть огонь по врагу. Еловые ветки, покрытые дождевой водой, хлестали по разгоряченному лицу. Пот заливал глаза. Ноги попадали в колдобины, полные весенней воды, цеплялись за корни, за камни и кустарник. Упав, поднимался прежде, чем Витязь успевал натянуть поводок.

Захваченный погоней, Смолярчук забыл об опасности. Огонь, неожиданно вырвавшийся навстречу, напомнил ему о ней.

Смолярчук залег у толстой сосны и стал поливать пулями кустарник, приютивший диверсанта. Падая, он скомандовал собаке: «Ложись». Витязь повиновался, но с какой-то странной, необычной для него медлительностью. Он сначала опустился на колени, потом уткнул морду в землю и вдруг беспомощно завалился на правый бок, и мох вокруг его головы густо покраснел и задымился на прохладном воздухе.

Смолярчук на одно мгновение перестал управлять собой. Опустив автомат, он смотрел в широко раскрытые глаза Витязя, на его редкие седые усы, на его поникшие уши, атласно розовые изнутри и замшевые снаружи, на его ослепительно белые клыки.