-Свет, - он чуть не плакал — прошу, помоги! Приезжай! Я не могу говорить...
-Говори куда ехать?! - я закричала в трубку, боясь, что не услышу адреса, и телефон ответит мне лишь молчанием.
-Кафе «Странник» это примерно двадцать километров по Рижскому шоссе... Я тебя про...
Но тут раздались частые гудки, прервавшие наш разговор.
Я не знаю, почему не позвонила отцу, или в полицию (что собственно говоря одно и то же) или на худой конец не рассказала матери о его звонке.
Возможно, я тогда уже догадывалась, что ни полиция, ни отряд ОМОНа, да и вообще никто бы помочь мне уже не сможет.
Моя новенькая машинка уже мчится к окраине города. Пробок к счастью не было — суббота, вечер. Какое-то непонятное спокойствие впервые за долгое время разливалось по моим венам. Мимо зеленым мелькали светофоры, беспрепятственно пропуская меня сквозь город.
Новая Рига встретила идеально ровной дорогой, стройными рядами фонарей и практически пустой трассой. Не давали разогнаться только камеры, поджидающие через каждые пять-десять километров.
На большой скорости дышать становилось легче, мир в округ не сжимался, заставляя выходить воздух из легких. Впервые за долгие месяцы я почувствовала облегчение. И вместе с этим ярче становились воспоминания.
«Кирилл! - разговоры с самой собой уже давно прочно вошли в привычку — Ты поверишь... Прошел целый год, и мир почернел, обуглился и превратился в ничто! Почему ты ушел?.. Почему оставил медленно погибать в этой черной пустоте одной, совсем одной?».
Было и не было... Есть я или меня нет...
Меня нет. Не стало год назад, когда не стало того, кто был дороже всех в этом мире...
Слезы снова застилали глаза, и непонятное манящее чувство облегчения заставляло с новой силой давить на педаль газа, забывая об осторожности. Стрелка спидометра плавно перевалила за сто шестьдесят километров в час. А странная пропорция сохранялась - чем быстрее двигалась моя машина, тем легче становилось на душе. А значит вперед! Хватит! Слишком долгим показался мне этот год, слишком тяжелыми и холодными дни. Вся моя жизнь в последнее время — ночь. Темная, непроглядная, ни капли не похожая на ту ласковую южную ночь, светящуюся в глазах моего Кирилла. И где то в этой враждебной темноте Алешка, которому нужна помощь. И я должна хотя бы попытаться ему помочь.
И пусть это будет последнее, что я смогу сделать...
Окружающий мир за моим окном превратился в размытое пятно, а душа ликовала, освободившись хоть на короткое мгновение от страшной боли. Эйфория длилась минут десять. Затем я постепенно стала сбрасывать скорость. Стрелка спидометра плавно двигалась со ста восьмидесяти к ста пятидесяти, ста тридцати, ста... Наконец, перестроившись в крайний правый ряд, я спокойно поехала дальше.
Что со мной? Словно обезболивающее, от которого забываются все страдания и страхи, путешествовало по моей крови, даря кратковременное облегчение. На какие-то минуты моя жизнь словно бы остановилась, а вместе с ней остановилась и боль, разрывающая виски и окутывающая холодным мраком душу.
Я, пожалуй, только сейчас поняла, с какой скоростью летел мой автомобиль по трассе, но страха не было. Пожалуй, в том состоянии, в каком я находилась последний год — страх понятие мне незнакомое.
Я совершенно бездумно включила какую-то радиостанцию. Из приемника тут же полилась тихая спокойная песня, от которой в моей груди вновь началось покалывание:
И снова окружающий мир со своей холодной реальностью заставил меня проснуться. Неужели именно так — выхода просто нет?.. Неужели мне всегда придется жить с этой болью, с этой рваной раной, края которой никак не хотят затягиваться? А если и затянутся когда-нибудь, то шрам останется навсегда... Кажется, так говорил Кирилл.
На мгновение мне показалось, что я снова слышу его глубокий с чуть заметной хрипотцой голос, чувствую теплое, даже горячее, дыхание у моего виска. Прошло столько времени, но, ни одна секунда, проведенная с ним, не забывалась. Я помнила все до мельчайшей подробности.
К несчастью для меня на самоубийство я не способна. Несмотря на то, что в моем случае это кажется самым простым решением всех проблем, я с трудом представляла, как это могла бы пережить моя мама. И к тому же все чем пожертвовал ради меня Кирилл, не должно было пропасть даром. Вот только, к сожалению, для меня моя жизнь кажется отнюдь не раем...
В таком странном смятении чувств и с новыми эмоциями, я доехала почти до восьмидесятого километра от МКАД. Наконец-то по прошествии почти двенадцати месяцев что-то изменилось внутри меня, и хотя я не понимала характер этих изменений, но как мне кажется хуже, чем есть уже не могло быть.