Над вечным покоем

– Вот знаешь че? Када мы торгашей тех знать не знавали, жили душа в душу. Я тогда еще совсем пацаном был… Ну, ты слушаешь, фуцан? Что ты головой киваешь, гляди в глаза хоть для совести… Так вот, все у нас было хорошо. Мы между деревнями торговались? Торговались. Всем было по боку, где чьи угодья. Все было общим. Ловили рыбку, зверье. Никто даже не думати воевать. Хорошо, что мои не застали етого всего, снег им пухом! А потом как начали торговать с етими Шахтами, будь они неладны, и усе! Туть построили столовую ростом с лес, в Лесном – игорный дом, ты прикинь? А в Ленинском, горе, блудный дом! Лишь бы зауськивать к Шахтами! Вы, говорят, к нам первыми приезжайте. Мы – хорошие, а вот они – плохие! Все сразю стали цедить самогон, че-то выращивать нехорошее, только чтобы этих обозчиков завлечь. А потом как грянула война! Мы с етими одной крови – мамка моя-то из Покинутого и вышла, как мамка Гриши, приятеля моего. Ушел он, значит, туда. Думал, там больше платят. А я тоже дурной, пошел со своими стреляться, по вольке Шпиля. А потом увидал Гришку кверху пузом, у Речного уже. Кончилась, знаешь, война, а трупики уже не вернешь. Ужас. Я хотел уйти отсюдова навсегда, куда угодно, хоть в Шахты, далеко-далеко от етого. Винили Шпиля, а Шпиль был етакий, как и они. Все с гнильем в душе стали. Вот так. А Сеня-то че! В соседние деревня ходить нельзя, эка невидаль! Шахты-то, Шахты вед запретили! Они решають, что нами делать, а не мы!

– Я понимаю. Но то было в прошлом. Мир поменялся.

– НЕТ! – гаркнул Митрич, и охотник увидел, что глаза у мужика налились кровью. – Они все поплатяться! К Говнихе из Шахт рулилы приходят, там был какой-то лысый с говеным пятном на щеке. Видно, что дьявол хитрый! Пили с ним лисью, думали, как бы еще народ честной ободрать до нитки! А так воть не должно бить! Усе должно бить общим. НАШИМ. Я устал, вашу мать! ХВАТИТ! – под конец речи лесоруб перешел на злобный крик.

– Хватит орать! – внезапно на втором этаже показался багровый Карабин. – Пшел вон отюдова, пока кости целы!

– АХ, ТВАРИНА! – Митрич яростно вскочил с места и подбежал к лестнице.

В этот момент Карабин лихо снял с плеча известное на все Речное оружие – старый Зверобой, коричневую винтовку с рычажным механизмом перезарядки, собранную до Потрясения, и направил дуло на свирепое лицо лесоруба.

– Стрелять буду! – закричал усатый. – Ни шагу!

– Пойдем отсюда, Митрич, не глупи! – Марков решительно встал, схватив Митрича за шиворот.

– Тебе завтра конец! – гоготал Митрич так, что стены столовой дрожали. – ТЕБЕ ЗАВТРА КОНЕЦ! И ТВОЕЙ ГОВНИХЕ, СЛЫШИШЬ!..

Шептала, что показался за спиной начальника караула, быстро скрылся обратно. Охотник вывел шатающегося Митрича на улицу, но лесоруб не желал остывать и заводился все больше. Марков был знаком с подобным поведением, ибо это напоминало неугомонное буйство Быка в лучшие годы. Старик громко сокрушался, кричал о заговорах, обвинял Феклу в обмане и воровстве. Расстояние от заведения Феклы до хибарки старика было небольшим, однако путь друзей затянулся. Шатающийся из стороны в сторону Митрич постоянно отвлекался – то приставал к прохожим, то отливал на чужой забор. К шумной компании из двух человек, в которой один распевал дикие мотивы, а второй лишь качал головой, несколько раз подходили караульные и просили вести себя потише, но Митрич слал их в пекло Потрясения и продолжал безобразничать. Наконец группа подошла к крохотной избе лесоруба, с покосившейся тонкой трубой. Марков удивился бардаку на участке вокруг дома – всюду валялись щепки, бревна да бесхозные инструменты.

– Зачем в столовке орал как резаный? – серьезным голосом спросил Марков, помогая деду преодолеть препятствие в виде снежного сугроба. – Че у тебя с головой происходит?

– Отвянь, Мишань. Хреново мне, – вяло ответил товарищ, заметно ослабевший после глотка ледяного воздуха. – Доведи до койки, будь добр, милок.

Но не успел Марков отворить дверь, как Митрича вывернуло на помост возле дома.

– Слушай… – Марков взвалил руку ослабшего друга себе на плечо и усмехнулся. – Нажрался ты знатно. Голодный, что ль, пил опять?

– Ай, Мишаня… Сытно я поел-то, – отмахнулся Митрич и чуть не свалился с на землю.

Марков просунул голову под мышку лесорубу и потащил грузную тушу отсыпаться. Подойдя к покосившейся двери, Митрич дрожащей рукой отпер засов и запустил охотника внутрь. В одноэтажном тесном домике стоял такой же бедлам, как и снаружи. Зная привычку старшего товарища спать в уличной одежде, Марков без раздумий поволок лесоруба к кровати.

– Здесь тоже заседаете? – спросил Марков, оглядывая беспорядок.

– Да, бываеть… Мишань… Ты ето! Мой друже! Потряс тебя порви!

Офицер довел Митрича до койки и помог улечься. Как только приятель всем весом надавил на кровать, та жалобно заскрипела.

– Ето… Подай, родной, водички, – тихо промямлил заплетающимся языком лесоруб. – Вон тям, на столе.

– Давно от тебя не слышал про воду. Думал, ты только сивуху заливаешь за шиворот, – Марков не сдержался и хохотнул от души. – Давай сивухи твоей? Ты же говоришь, самое лучшее пойло на всех Студеных!