Над вечным

Лев вспомнил, как он боялся даже своей тени и с ещё более глубокой благодарностью прорычал славу тому, кто так хорошо пересказал сказку знаменитого Фрэнка Баума, которая, впрочем, хороша на свой лад. Собственно говоря, всё это в традициях сказки: так со сказками поступали целые народы, пересказывая и приспособляя их для себя.

– Но постой, Элли, – призадумался Страшила, – это что же получается, сказка-то всё равно иностранная. Даже для меня, а не только для Льва и Железного Дровосека. Где, ты говоришь, находится твой Канзас? И что это значит: Канзас? Что об этом говорит география?

– Вот-вот, такие разговоры и мне частенько приходится слышать. А сказка эта наша, надо лишь так думать нам всем вместе, и всё будет так, как мы захотим. А Канзас, это значит, где-то там, на западе. То есть далеко отсюда.

Неожиданно на повороте Жёлтой Кирпичной Дороги они увидели дядю Чарли Блека, сидящего на круглом камне. Давняя его привычка, – как, бывало, сойдёт на берег, любил он присесть на камень, чтобы отдохнуть от морской качки. Дядя Чарли курил свою замечательную трубку, старый морской волк!

– О чём разговор? – сразу вмешался он. – Слышно вас аж издалека, так горячо вы разговорились.

– Да вот мы тут заспорили, – отвечала Элли, – история, которую про нас рассказал Александр Мелентьевич Волков, наша или иностранная?

Дядя Чарли Блек внушительно пыхнул трубкой и потёр здоровое колено.

– Какая ещё иностранная? – топнул он своей деревяшкой. – Вы на каком языке говорите, на нашем? Значит, и сказка наша. Это так же верно, как то, что моя левая нога никогда не промокает!

И старый плут расхохотался.

– А про этого Александра Мелентьевича я знаю не меньше тебя, Элли, и это несмотря на все твои учёные книжки. Я моряк, как ты знаешь, на печи не сидел, реки-океаны, все, какие возможно прошёл. Повидал многие страны, знавал многих служивых людей. Довелось мне познакомиться и с отцом нашего правдивого рассказчика. Это когда я по Иртышу крейсеровал. Хороший был человек, честный солдат Мелентий Волков. Вон какого достойного сына вырастил и выучил, а ведь был далеко не богат, но и гроша не пустил по ветру. Самого Александра Мелентьевича я уж узнал позже, но не лично, конечно, а через родную литературу. Он написал несколько повестей, почерпнутых из истории российской. Нет спору, наша-то сказка главный его труд. Но другие его книжки я тоже прочёл с удовольствием. А что, между вахтами, так сказать, от одной склянки до другой хорошо читается. Даже если сильно устанешь, – было б только интересно. Вот у него есть повесть «Два брата». Она рассказывает ну просто с захватывающим интересом о талантливых людях, будь то солдат, купец или мастеровой, или даже сам царь, которые своими открытиями и беззаветным трудом совершали великие перемены в жизни обновляющейся России. Недаром же эту эпоху неизменно называют Великой, как и самого её творца, – Петра Первого.

Любопытна и повесть, которая называется «Зодчие». Она о тех, кто возводил на Руси великолепные соборы. Этими храмами невозможно не любоваться, но ещё более невозможно не гордиться людьми, что создали их. Эти-то люди и есть главные герои по мнению автора, о них он и рассказывает. Очень живая книжка и посвящена она далеко не простым событиям времён царствования Ивана Грозного.

Писались эти повести в трудные для нашей Родины годы и, понятное дело, несут отпечаток своего времени, как в хорошем смысле, так и в плохом. Хорошо, что рассказчик не скован в своих предпочтениях и с таким воодушевлением прославляет в человеке стремление к знаниям, неутолимую жажду мастерства.

Однако, храмы, например, воспеваются у него только лишь как архитектурные сооружения, духовное же их назначение как-то обходится стороной, поскольку было официально принято это замалчивать и отрицать. Спрашивается, зачем же тогда с такой душой строили их наши предки, зачем так старались? Не ради же одного внешнего украшательства?

Но как бы то ни было, интерес рассказа, говорю я, всё выдерживает.

А сколько старинных слов и выражений узнаёшь из этих книг! Некоторыми из них и сегодня бы не надо брезговать, – весьма украшают язык русский. И всё же одну поправку для тебя Элли и для тебя, Страшила, – ты ведь всё ещё хочешь учиться? – одну маленькую историческую поправку к повести «Зодчие» я должен сделать. Кто знает, что такое Москва? Элли, молчи!

Лев насторожил уши, но ничего не смог припомнить подходящего под такое название.

Железный Дровосек, медленно вздохнув, сказал неуверенно:

– Корабль, на котором ты ходил по морям и океанам.

– Мимо! – весело парировал Чарли Блек.

Голова Страшилы напряжённо шевелила мозговыми иголками и отрубями. Видно было его великое желание догадаться без подсказки. От перенапряжения он стал болтать про всё подряд, что приходило на ум. Но его невнятицу никто не мог разобрать. И вдруг он сказал:

– Город!