Читаем Над всей Россией серое небо полностью

Мы ждали последней крайности, когда от слов «Пропади ты пропадом!» уже не веет кощунством.

Итак, грянул Новый год. Все материли правительство и гиперинфляцию, депутатов и коммерцию, сволочную жизнь и приватизацию, которую уже окрестили «презерватизацией». Однако в новогоднюю ночь, как всегда, пили шампанское, очень закусывали и веселились традиционно. Потрясения последних месяцев ушедшего года многих выбили из седел, но кляч на переправе так и не поменяли.

К полудню первого мы собрались в сауне чисто мужской компанией. Выгревались, попивали жасминный чаек и пиво «Сан Мигуэль», лениво луща подсоленный миндаль. Лениво текла беседа, как бы ожидаючи выхода шлаков новогодней ночи. Один Боба приналег на водочку. Выпьет стаканчик, килечку в раззубленный рот опустит и покручивает хилыми мускулами, картинно принимая позу супермена. Показывает всем нам, какое мы оно, а он первую красавицу на шпагу взял. Шпага у нашего пиита, вот те крест, в самом деле аховый инструмент. Что поделаешь, корявое дерево в сучок растет.

— Шеф, — нарушил нашу леность Боба, — а почему у всех есть загранпаспорта, а у меня нету? Начальник я или нет? Мы с Луизой решили в Сингапур прошвырнуться, косточки погреть, себя показать. Луиза обожала выезды. Кого-нибудь из нас она регулярно сопровождала в экзотические края.

— Красивый город, — прочувствованно вздохнул президент. И мы тоже. — Валяй. Анкету заполни, четыре фотки и три тыщи целковых паспортисту сдай, а через неделю увидишь славный город Сингапур.

— И все? — не поверил простоте исполнения бывший диссидент Боба Мосюк. — Ну, взяточники! Ну, прохвосты! Точно. На Смоленской площади взятки брали без стеснения. «Неутоленная страсть, — высказался как-то наш президент. — И я их понимаю. Раньше, кроме элитных работничков, мало кто за бугор выезжал регулярно, сытой жизни касался, теперь всяк кому не лень еще и в пятизвездочных отелях живет, стриптиз без утайки посещает — не обидно ли наследным тварям партийной знати? Вот и торопятся эти завистники урвать что-либо, пока под зад коленом не дали. Ведь их по причине полной бездарности никто не возьмет».

Не любит наш патрон мидовских по другой причине. Был у нас свой человек в здании на Смоленской площади — Коля Мельник. Мзду за визы и прочее в зеленых брал, всякий раз тарифы повышал, ссылаясь на опасность промысла. Шеф ему верил, пока не узнал, что за все это в пять раз дешевле берут, и притом официально. Ох, гневался… Тогда мы наняли по договору бывшего мидовца, он нам визы проворачивал за обычную зарплату, еще и благодарил.

— И все, — подтвердил президент, направляясь в парилку. Мы лущили миндаль, молчали, Боба потянулся за шефом, где достал его разговорами о моральной несовместимости желания ехать за границу и нежелании давать взятку за какой-то паспорт.

— Неужели вам, грамотному человеку, нравится этот бардак? Куда ни сунься, всюду взятки, всюду деньги, деньги, деньги! — Джентльмены не говорят о деньгах, они у них просто есть, — заметил президент, — а бардак святое место, созданное для санитарии. А я такой, как все. Стихи помните? «Я иду по росе, босы ноги мочу, я — такой же, как все…» — А я не такой, мне за державу обидно, — оскорбился Боба. — Ваше благородие, господа поэты, как котики. Их отстреливают до тридцати лет, а вам полвека стукнуло. Зажились на белом свете. Из долгожителей этой опасной профессии знаю только мэтра Евтушенко. Он так петлял по жизненному полю, что не нашлось охотника стрелять столь тощего зайца. Это раз. Дальше: не дело подмастерья учить жизни мастера. Дела у прокурора, у вас делишки, которые поручает босс. А втретьих, чего вдруг ваше благородие заговорило языком новых спасителей России? Поздновато краснеть, ваше благородие. Как наслышан, бывшие обкомовские, горкомовские и прочие красные набело анкеты под дворянство и казачество переписывают. Вы и там опоздали пристроиться.

— Вранье, — насупился Боба. — Там ребята за Русь болеют.

— Лучше бы они поработали на Русь! — разозлился президент. — Всю жизнь на больничном сидеть любой дурак сможет!

— А ты полдержавы за бугор вывез, — пер на красный свет Боба.

— Родной вы мой, — умилился президент, и Бобе невдомек, какие страсти прячутся за вежливостью. Мы такое слышали весьма редко. Раз, когда Шамиль из «Габриэлы» рассказал боссу о грехопадении Нюмы Четырботского, другой, когда жадный Коля Мельник поел в «Бабуине» грибков. Мы в родню к президенту не набивались: лущили себе миндаль да пивко потягивали. — А конкретно перечислишь, из чего состоит полдержавы? Коня дам. Лучше Луизы.

— Какого коня? — не усек сразу мрачного юмора Боба. — Это зачем так? Патрон, ты любовь не марай, — нравоучительно и пьяно заметил Боба. «Не доедет малец до Сингапура», — решили мы. — Ладно, ладно, — мимо ушей пропустил его замечание президент. — Не теряй времени, выкладывай.

Пощипывало тело от сухого жара, гудели тены под камнями.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги