Nada

В Николае Павловиче расплавился ледяной солдатик. Странно. Он так долго держался. А вот, например, титановый солдатик в Николае Павловиче расплавился уже очень давно, не говоря уже о латунном, алюминиевом, рубидиевом, стальном, железном и медном. Сказать по правде, их у него и осталось-то совсем мало: оловянный и чугунный. Ну и ледяной. Оставался. До сегодняшнего утра.

Раньше в подобных ситуациях Николай Павлович обычно ходил к Варваре Петровне с Олимпийской деревни.

В Варваре Петровне еще много птичек: синичка, перепелка, поползень и даже ласточка и горихвостка. Варвара Петровна говорит, что когда-то были и журавль, и цапля, и страус, и павлин, и кого только не было, но все они давно покинули ее. Что осталось – то осталось. Да вот только сегодня Варвара Петровна как раз умоляет не уходить горихвостку. Общаться с Николаем Павловичем ей в такой ситуации ну совершенно нельзя.

Есть еще в Филях Никита Степанович, в котором пока сохранились бумажный и деревянный самолетики и даже картонный дракон, но он редко бывает рад Николаю Павловичу, завидует, что у того солдатики, а у самого Никиты Степановича какие-то беспонтовые самолетики.

Похожая, хотя и совершенно другая, история и с Аглаей Семеновной с Живописной улицы. В ней еще есть цитриновая, малахитовая, аметистовая и родохрозитовая лошадиные головы. Но с тех пор, как на глазах у Николая Павловича ее покинула турмалиновая лошадиная голова, Аглая Семеновна не может его видеть ни при каких обстоятельствах. Слишком свежи воспоминания.

Поэтому Николай Павлович просто зашел в кафе на Рабочем поселке, заказал себе водки и капусты. Люди сюда ходят хорошие, просто так не подсаживаются, ни с кем дружить без особой надобности не пробуют, в душу не лезут, можно сколько угодно сидеть и ждать в свое удовольствие.

А ждать сейчас как раз и надо.

Не уподобляться Аглае Семеновне и не впадать в бесполезное и слезливое отчаяние, а просто ждать, когда кто-то объяснит и расскажет ему, Николаю Павловичу, что это было, что произошло, поможет разобраться, объяснит, что теперь ему, Николаю Павловичу, следует делать.

Только вот ждать пришлось долго.

Капуста давно уже кончилась, а сколько раз кончалась водка – и сказать трудно, когда к Николаю Павловичу наконец подсел ангел.

Ангел смотрел на Николая Павловича взволнованно и трудно.

Николай Павлович плеснул ему из графина. Ангел поблагодарил почему-то на французском, «мерси», заметно было, что ангел нервничает.

– Ты меня, Николай Павлович, ждешь? Поговорить со мной хочешь?

– Да я и сам не знаю, но поговорить с кем-то мне надо.

– Со мной можно, но стоить тебе это будет дорого или дешево, толк от этого разговора будет или не будет – ты согласен на такие условия?

– Так а разве есть другие?

– Других нет, но ты можешь просто не согласиться.

Не прошло и пятнадцати минут, как ангел уже объяснял Николаю Павловичу:

– Вот ты зря все-таки удачу недооцениваешь, чем, вот скажи, удача тебе не угодила?

– Да что та удача? Сам попал в передрягу, сам и вылезай, а если вдруг повезло, то это уже как бы и не ты, как бы за тебя все сделали.

– Так что же не ты? – нервничал ангел. – Рядом-то не было никого, ты же сам и сделал.

– Да ну, сам. Сам бы уже давно в канаве сидел, траву придорожную ел.

– Так а кто тогда?

– Проще чего спроси, не знаю, но не я.

– Вот твой, Николай Павлович подход, он простой слишком. Он, знаешь, такого ленивого туриста с рюкзаком с разной жратвой, внезапно нашедшего ягодное поле. Ну, то есть, здорово, что нашел, но так, особенно ничего не изменится.

– Не очень понимаю, о чем ты.

– Сейчас поймешь. Вот представь, ты идешь, и идешь, и идешь и ищешь что-то, не знаю, Эльдорадо там, Землю Санникова. Нет уже у тебя рюкзака с едой. Нет, ты не дурак, когда выходил, то брал с собой на все путешествие и даже с запасом, но недооценил, так обычно и бывает.

Тут нет твоей вины.

Неведомое – оно всегда в десять раз дальше, чем когда закончатся все запасы и возможности, сколько бы ты их ни взял с собой и ни накопил.

Так мир устроен.

Идешь и, действительно, траву придорожную ешь, корешки какие-то.

И вдруг перед тобой ягодное поле.

Это еще не твоя цель, но это вдруг и оказывается твоя цель, по крайней мере прямо на сейчас.

Николай Павлович молчал, с ужасом ощущая, как плавится в нем чугунный солдатик.

– Был бы ты как тот ленивый турист с рюкзаком, глянул бы снисходительно на это ягодное поле, а там уж, может, и попробовал бы ягодку-другую, но так. Даже и не очень понятно зачем.

Но ты – не он, это поле – это твое спасение, твой шанс, твоя возможность.

Если бы не оно, может, и не дошел бы до своего Эльдорадо.

Люди так устроены, что на пути к самому главному они всегда должны перейти бесплодную пустыню. И одна надежда – на удачу.

Так что не бойся, иди, она не подведет

Что с тобой? Ты чего на меня так смотришь?

– В туалет хочу, прости.

– Так я и говорю, иди, не бойся, конечно, разумеется.

Николай Павлович помнил: встать, направо, направо, а потом налево. Но почему-то встал и пошел направо, направо и направо.