Nada

Господи, что же вы сразу не сказали, что вы тот самый журналист! А фотограф где? Ага, понятно, оба в одном флаконе. А камера, значит в багажнике? Так вы с чего начнете, с интервью или с фотографий? Ну ладно, пусть все идет, как идет, мы здесь тоже любим спонтанность. Даже без диктофона? А мне как теперь, просто продолжать рассказывать? Хорошо, я продолжу. Так вот, Глеб… Он ведь автор рисунка на стене, значит, он ваш герой фактически, а вовсе не я. Но он не будет вам ничего рассказывать, он не для того здесь поселился три года назад, чтобы общаться с журналистами. Сами посмотрите, что у нас за место. Вокруг лишь бродячие собаки да кузнечики. И еще ящерицы, да… В общем, здесь у нас даже толкового торгового центра нет, лишь маленький супер, кто сюда поедет? У нас селятся небогатые люди, которые хотят тишины. Домики наши вы уже видели там, на пляже? Мы их называем «бочки». Есть еще номера здесь, в корпусе. И здесь же бассейн с пресной водой, и сауна тоже здесь. Значит, так, Глеб… Он у нас по хозяйственной части, а я вроде как администратор. Я с ним часто советуюсь, потому что у него глаз острый. Вначале я себе совсем не доверяла и по любому поводу бежала к нему. У нас же здесь такое место, сами понимаете, приходится быть начеку. Так что я постоянно советовалась с Глебом, а он сердился. Говорил: когда чего-то не понимаешь, не нервничай, просто рассмотри это повнимательней, сама все увидишь. Он часто вспоминает один случай. Как-то раз он писал этюд в лесу. И кусты на заднем плане у него никак не получались. Что-то в них было непонятное. Он пытался разглядеть, то ли дерево там сломано, то ли черная коряга, то ли пень – черт его знает. В конце концов, ему надоело гадать, да и писать надоело. Быстро закончил тот этюд, кусты намалевал, не разбираясь, вместе с непонятным пятном, а как домой пришел, да взглянул на холст – видит: черная собака лежит в кустах. Это стало видно только на картине. Глеб туда вернулся – так и есть. Собака деревенская зацепилась за ветку ошейником. Лежала тихо, умирала. Глеб говорит, еле выходили. Но я-то рисовать не умею, приходится просто внимательно смотреть. Вначале у меня плохо получалось, и Глеб устраивал мне что-то вроде тренировок. Вечером, когда я жарила ему яичницу с помидорами, он спрашивал: «Ну что ты сегодня видела, Ализа?» Именно так, не «Что у тебя новенького?», не «Как дела?», а «Что видела?» И я начинала рассказывать:

«Я видела, как нарядная девушка прыгнула в лодку к парню. А перед этим она минут десять ждала его на пирсе и пила кофе. А потом он подкатил на катере». «Значит, это был катер, а не лодка» – уточнял Глеб. «Ну да, катер, конечно, катер, – отвечала я. – А та девушка оставила недопитый стаканчик у столба и спрыгнула прямо на палубу». «Откуда ты знаешь, что она не допила до конца?» – спрашивал он вдруг. «Как только они отплыли, к стаканчику подошла кошка и стала пить».

Не смотрите на меня так, словно я вам сейчас что-то важное рассказываю. Словно здесь назревает какая-то трагедия или детектив. Вы приехали издалека, вам, наверное, кажется, что здесь у каждого какая-то тайна, либо одна тайна на всех, которую мы охраняем от чужаков. Почему новые места выглядят иногда немного зловеще? Поверьте, здесь не происходит ничего трагического и вообще скучновато. Деревенские магазины закрываются едва ли не в семь вечера, на улицах темень и лишь один паб работает до полуночи.

Вам, наверное, интересно знать все про тот рисунок на стене, а я все хожу вокруг да около. Но дело в том, что идея рисунка принадлежала вовсе не Глебу, а одному постояльцу. Его звали Эфраим.

В первый раз я увидела его на пляже. Солнце уже садилось. Я шла на нашу кухоньку, где в этот час мы с Глебом обычно ужинаем, и увидела нового постояльца. На нем были одни лишь дешевые пляжные шорты. Я подумала: этот не будет бегать по утрам, и от живота ему уже не избавиться. А еще я увидела его покатую спину, похожую на заросший травой бесхозный пустырь. Бывает такая трава, сухая, но шелковистая, знаете? По весне кто-нибудь ее поджигает и любуется, как бежит вперед низкое рыжее пламя. Так вот, его спина горела. Огонь разбегался по плечам, и дальше – по рукам, до самых запястий.

– Ну, расскажи-ка, что ты сегодня видела, Ализа, – попросил Глеб, когда я оказалась наконец на нашей кухне.

– Я видела ангела.