— Уважаемый суд, — выдохнула я, поднимаясь. Едва не ляпнула это треклятое «ваша честь!». Насмотришься американских фильмов, и само с языка слетает… а еще как же хорошо, что я успела прочитать книжку, подаренную Кириллом! Заученная речь отскакивала от зубов так же, как вызубренное в школьные годы к уроку литературы стихотворение.
По моим словам выходило следующее: стороны заключили брачный контракт, и в соответствии с законом раздел имущества должен проводиться согласно его положениям. Следовательно, если все движимое имущество принадлежит истице, то и коллекция картин должна достаться ей. Вот только был один пункт… согласно которому имущество, представляющее особую ценность, поступает в долевую собственность обоих супругов.
В том и была загвоздка — учитывая предыдущее заключение эксперта, картины и представляли «особую ценность». Тогда как новая оценка говорила совершенно об обратном, о чем я и не преминула сказать, пересказав судье слова Владимира Егоровича.
Ответчик же… да, он не показал своего удивления. Знали. Выходит, что они знали о сотворенном Шиловым. Объяснения второго юриста мне понравились — я даже заслушалась. И все-таки было заметно, что происходит фарс — друг другу вопросы мы не задавали, только судья уточняла интересующие ее вещи.
А когда наступил этап исследования доказательств… Я была уверена в нашей безоговорочной победе. Не было особой ценности, а, значит, не было и режима долевой собственности. Впрочем, решать суду.
И все-таки Керцев снова изменил свою позицию — они настаивали на признании ценности картин, долевой собственности и… да! Вот оно! Он соглашался оставить их бывшей жене в случае выплаты ему ее доли. Немалой суммы, к слову.
Я вдруг все поняла. Он знал об утрате последней картины и истинной стоимости. И его родственник так отлично помог с заключением! Ведь и не было оно поддельным по сути — утратившим актуальность, но не поддельным. В таком случае он соглашался оставить картины, если Ольга выплатит свою долю, не держался бы он за них. Что получал он? Деньги? Да не сдались они ему… Ему хотелось просто — напросто показать, «кто в доме главный». Он был прекрасно осведомлен, что отец не даст Ольге такую сумму. Ей пришлось бы продать большую часть своего имущества. А девушка бы надеялась, что сможет их дорого продать.
Только вот Егор Керцев и тут подложил подлянку, рассказав о поддельности заключения. Ольга была убеждена, что картины и правда ничего не стоят. Просто хотела «развести» Керцева. Убедив суд в ценности картин, она, помня о той интересной приписке, отказалась бы их принимать — ссылаясь на недостаток денежных средств, оставила полотна Керцеву, а тот бы выплатил ей долю. Она действительно думала, что тот ничего не знает, поверила Егору…. Хотела «кинуть» на деньги, как говорится. И остался бы он с картинами, а она с деньгами, в несколько раз превосходивших реальную стоимость полотен. Она ведь действительно надеялась на то, что Михаил будет биться за них, не зная о двойной игре Егора. Следовательно, суд разделять коллекцию не станет, отдавая каждому положенную долю. Ибо ценность теряется, а, значит, разделу не подлежит.
Ольга перестраховалась. Окажись картины на самом деле не стоящими заявленной суммы, то она — при деньгах, и может позлорадствовать. Будь они дорогими (чего быть не могло) — то она, в принципе, ничего не теряет, поскольку отказалась сама.
Только никто из них не подумал, что мы с Кириллом не будем настаивать на ценности полотен. Пойдем другим путем — обесценим их. И тогда план Керцева — коту под хвост. Они принадлежат только Ольге и права на них он заявлять не может. Ольга же… она и выигрывает, и проигрывает одновременно. У нее не будет той суммы, на которую она рассчитывала — да и не получила она бы ее никогда. Егор был темной лошадкой и обыграл их обоих.
Но зато она остается с картинами и не должна выплачивать никакую сумму Керцеву. Она может их продать… когда — нибудь. Когда их стоимость вновь вознесется до небес.
Выходила сложная и запутанная схема, в которой оба паука превратились в мух. Они недооценивали друг друга и верили Егору — это оказалось их общей ошибкой. Как и то, что они не приняли во внимание возможность получения нового заключения. Мне и правда было интересно, а наткнись мы на другого эксперта, что не был знаком с художником… как бы он оценил картины? Я прекрасно помнила слова Владимира Егоровича. Общая художественная ценность у полотен есть. Загвоздка лишь в материалах. Скорее всего, эксперт бы и не нашел разницы — и картины оказались ценными и по другому заключению.
Когда судья удалилась для принятия решения, я устало улыбнулась Кириллу. Он едва заметно кивнул, и выходили из зала мы вместе. Стоило ли говорить, что к нам тут же подошла Ольга, отметившая оригинальность нашего хода. Я видела ее удивление. Но какие претензии к нам? Кирилл же хотел дать ей знать о нашей тактике, но та отказалась слушать. Да и сейчас ни за что она не признается в сговоре с Линой. Хотя, если честно, я все равно не понимала, в чем бы была ее выгода.