Надежда

Больше ни минуты не хотелось оставаться в их обществе! Я побежала домой, вспомнив, что потеряла чувство времени. Дмитрий догнал и предложил проводить. Я не согласилась. Бегу, а сама лихорадочно думаю: «Угораздило меня попасть в их компанию! Мне одного вечера хватило, чтобы понять, что эти ребята не могут быть моими друзьями. Быстро закрыла брешь в моих представлениях о них. Отвращение к ним испытываю. Почему же Дмитрий с ними? Почему безучастно наблюдал нашу перепалку, почему не поддержал меня? От него я не услышала ни малейшей грубости, а все равно возникло полное отчуждение. Ему льстит, что к нему, самому молодому, ребята относятся с уважением, считают вожаком? Он козырь среди них? Ему даже не приходится прикладывать для этого усилий. Разве он не понимает, что с ними деградирует? Значит, он глупый?»

Пришла домой на пять минут позже обещанного. Торопливо, с ожиданием катастрофы нырнула в открытую калитку. Более всего меня приводили в отчаяние непредсказуемость действий матери, неожиданность наказаний за мизерные, по большей части совсем пустячные прегрешения. Разве я сегодня совершила сколько-нибудь серьезный проступок? В небольшом опоздании я не вижу ничего предосудительного. Распекать будет? Нервы мотать и себе, и мне? Этого боюсь больше всего. Стою перед дверью как истукан. С растерзанным, испуганным сердцем покорно ожидаю своей участи. Недаром говорят, что сердце видит глубже, чем глаза?

Молюсь: «Сейчас только на Твое доброе посредничество надеюсь, Боженька. К Тебе нельзя соваться по пустякам? Так некому больше заступиться». Безуспешно пытаюсь думать о постороннем, чтобы прогнать глупые, навязчивые мысли. Неприятное волнение, предчувствие чрезмерного незаслуженного наказания гневом разрывает грудь и приумножает раздражение. В такие минуты я представляю мать жестоким тираном.

Идет. Открывает дверь. Я инстинктивно попятилась. Знаком требует повиновения. Молча неодобрительно смотрит на меня. Взгляд сулит плохое начало. Хватает за воротник пальто и так встряхивает, что пуговицы сыплются на пол. Потом бьет по лицу наотмашь спокойно, решительно, неумолимо, твердо. Она уверена в своей правоте.

Виновата. Надо было без пяти минут прийти. Господи! Отчего она видит во всем только плохое? Жаль ее...

— Опять с Димкой шаталась? Дня не хватило? Не сгорела еще со стыда? — зашипела мать.

— Не шаталась. Со станции шли вместе, всей компанией, — вяло возражаю я.

Она не удовлетворена ответом и привычно кричит:

— Сделай одолжение, не груби!

— Ваша школа, — уныло бормочу я.

— Всему есть мера. Соблюдай дистанцию!

— Куда уж больше, — тоскливо вздыхаю я и иду спать.

Лицо горит, душа болит, но чувство вины и жалость к матери сглаживают неприятные ощущения и размывают горький осадок от унизительного оскорбительного наказания.

Перемолов в памяти события дня, успокоилась. Душа остыла от пожара. Осталась лишь легкая грусть о том, что человеческий мир сложен и не совершенен. Меня всецело поглотили впечатления вечера, проведенного с друзьями Дмитрия. В моем взволнованном уме теснились новые мысли, доселе неведомые суждения. В разговорах и событиях этого вечера содержалось много пищи для размышлений.

И почему некоторые люди так бездарно проживают жизнь? Лень виновата? Димкины дружки — второгодники, которые бросили школу кто в четвертом, кто в пятом классе. Тогда откуда в них самоуверенность, манера обо всем говорить бездоказательно, вроде того, что если я так считаю, значит так и должно быть! Эталоны доморощенные! И что я за человек? Одна на селе непутевая компания, и я обязательно в нее попала! Нездоровое любопытство причиной? Глупость?

Почему-то вспомнилась встреча в городском парке. Шли пожилые супруги. Мужчина улыбнулся. Женщина ласково спросила:

— Вспомнил что-нибудь приятное?

— Радуюсь избытку хорошего настроения, которое еще не успели испортить, — криво усмехнулся мужчина.

— Я привыкла философски относиться к нашей жизни и, хотя у меня мелькнула мысль, что в данном случае ты имеешь в виду меня, я не стану заводиться. Себе дороже выйдет...

Весь их дальнейший разговор состоял из его нападок и ее защиты. Как ни старалась женщина мягко и тактично доказать свою правоту по многим вопросам, у нее ничего не получилось. В ответ она получала только издевки и насмешки. А ему нравилась их беседа. Он говорил ахинею и чувствовал свое превосходство.

— Мы ведем беседу на разных языках. Скоро совсем отучишь меня разговаривать с тобой, — тяжело вздохнула женщина. И добавила скорбно: — Погуляли на природе!..

Я сравнила беседу той пары и свои разговоры с Димой и ужаснулась их сходству. «Бежать от него и подальше», — твердо и бесповоротно решила я.

В открытую форточку донеслось разухабистое: «Цыпленок жареный, цыпленок пареный...» Дмитрий с компанией горланил песни. «А мне нужны звезды», — думала я с легкой грустью, которая часто возникает от неопределенности и невозможности предугадать хороший исход будущего, но которая всегда смягчается надеждой, так свойственной юности.