Надежда

Я с грустью смотрю на правильные черты лица Марии Николаевны, измученной домашними заботами, огородом, скотиной, бесконечными планами к урокам, написанными поздно вечером натруженными маленькими руками; вижу ее с усталой, низко склоненной головой, со слипающимися глазами в тусклом свете керосиновой «десятилинейки» (лампы). А завтра ей опять вставать в пять часов утра, доить корову, кормить живность, семью и бежать к первому уроку. За полчаса, наверное, успевает, если нет грязи или глубокого снега. И бабушки у них нет. И хату еще не достроили... Наверное, как и наша мать, она говорит своим детям: «Учитесь отлично. В городе жить будете».

Когда же ей читать дополнительный материал? Какая же я несправедливая! Ведь когда-то она тоже была юная, интересная, наверное, многое изучала и мечтала, как я сейчас. Но теперь: солома, навоз, глина, грязь, резиновые сапоги, холод по утрам в хате, пока не затопит печку; тяжелая делянка сена на болоте один с десяти, (девять возов колхозу, один — себе); хлеб — в очередь, за макаронами и крупой — в город с сумками, мешками; по половине батона колбасы три раза в год: на Седьмое ноября, на Первое мая и на Новый год...

Изо дня в день все одно и то же. И все бегом. Обедает, присев на краешек стула, как моя мать. И при этом надо быть красивой, умной, доброй, спокойной; быть матерью, женой, любимой... Как все это можно совместить?! Но ведь все успевают женщины-учительницы!

А Петр Андреевич еще нестарый, а лоб изрыли, избороздили глубокие морщины. Спину сорвал, когда ездил за бревнами для хаты. Сыновья подрастают, а семья все в маленькой «халупе» живет...

У Раисы Владимировны муж — шофер. Не уважает он ее труд. «Языком болтаешь — вот и вся твоя работа. Да еще за гроши до ночи тетрадки проверяешь! Иди на хлебозавод — семье больше пользы будет», — упрекает он ее. Да только не понимает он, что жена смогла бы сесть за баранку вместо него, чтобы начальника возить, а он учителем — нет! Вот в чем суть дела. Как-то сделала Раиса Владимировна замечание мужу за то, что сыном мало занимается, а он ей в ответ: «Нехай гуляет. Шофером будет». Возмутилась учительница: «От таких вот, «нехай гуляют» и семье, и государству мало пользы. Детей воспитывать надо, а не позволять расти «сорняками». Обидно Раисе Владимировне. Боится она сына упустить. Толковый у них Федька...

Юлия Николаевна успевает быть хорошим учителем. Она талант. Для нее работа, — прежде всего. Даже прежде семьи. Это ее жизнь. Талантливые учителя часто упускают своих детей: полностью себя чужим отдают. Удастся ли Юлии Николаевне вырастить дочку и сына достойными, умными? Надеюсь.

А наша мать? Я чувствую, что отец двойственно относится к ее работе в институте. Вроде бы и не запрещает, но как-то ревниво, иронично отзывается. Иногда я замечаю ее неудовлетворенность жизнью в деревне. Могла в городе остаться. Но она при этом всегда говорит: «Если не мы, то кто же? Надо кому-то и в глубинке таланты раскапывать. Без меня не поступил бы Витя Болкунов на юридический факультет, а Толик и Вова — в военную академию. Без Юлии Николаевны не гордилась бы наша школа своими студентами в МГУ и многими другими». Она будто бы себя успокаивает.

Зачем мне нужно бдительное око учителя? Объяснять? Заставлять уроки учить? Пожалуй, я хотела бы так учиться: посещать уроки немецкого языка, без общения его не выучишь, раз в неделю отчитываться перед учительницей по русскому устному, а по остальным предметам писать контрольные. И в конце года сдавать экзамены. Здорово! Нет, хаос в школе начнется. Учителя совсем с нами запутаются.

И лишиться общения с такими учителями, как Юлия Николаевна, Ольга Денисовна, Александра Андреевна, Петр Денисович не могу себе позволить. Я настолько хорошо запоминаю все на их уроках, что даже представляю, с каким настроением они объясняли тот или иной материал, какие шутки произносили. Учителя я должна воспринимать зрительно, тогда урок усваиваю лучше, ярче. При этом усиливается восприятие смысла, глубина понимания. Ольга Денисовна не разрешает «зубрить» физику, требует по памяти писать конспекты, чертить схемы и рисовать картинки опытов. Она категорически возражает против бездумного переписывания из книжки в тетрадку, заставляет дома вслух рассказывать суть физических явлений природы: «Дабы дурь каждого всякому видна была», — как говаривал Петр Первый. Она тоже учит нас думать.

А воспитание? Классные часы? Работа с малышами? Я же каждую свободную перемену бегу к ним. Как же им без меня обходиться?

Жалко, хорошая была задумка! Но нереальная...

Прозвенел звонок. Класс с шумом рассыпался по коридору.

ПОДАРОК СУДЬБЫ