Не понимаю, хоть убей, чего он со мной такой желчный, ядовитый? Виртуозно разящими меня замечаниями сохраняет свое душевное равновесие? Ненавидит меня до такой степени, что способен только едкой яростью разрядиться? Видно, занозой я у него в мозгу засела. Так сам же себе ее загнал! А может, ему нравится изгаляться, и он выбрал меня безгласным, беззащитным объектом? ...Возьму самый просто пример. Отцу надо больше есть морковки, и я стараюсь по собственной инициативе каждый день ее чистить для него. Но стоит по какой-то причине мне этого не сделать, он сразу кривится, и я выслушиваю кучу желчных замечаний. А ведь ни разу не попросил, не напомнил! Конечно, мелочь, но их столько за день набирается!..
Я все о себе, да о себе. Еще не замучила тебя? Обычно я сознательно избегаю разговоров о своей прошлой и теперешней не очень складной жизни. Но вот с тобой... Я похожа на нытика?
— Ничего зазорного не вижу в наших откровениях. Иначе голова может взорваться от неразрешимых проблем. Иногда ее нужно освобождать от непосильной тяжести. Может, когда-нибудь я с раскаянием замечу, что в чем-то была не права, и мне будет стыдно за сегодняшние мысли и слова, но сейчас я так чувствую и так думаю, — отрывисто сказала Рита. — Теперь по-настоящему я бываю счастлива только в те краткие минуты, когда, опьяненная радостью общения с природой, сознательно или бессознательно отчуждаюсь от реальной жизни.
— Меня тоже не оставляют сомнения в своей правоте, я стараюсь пресекать свои попытки критиковать родителей, все чаще говорю себе «се ля ви», но, сдается мне, что в основном мы правы: мы не виноваты в происходящем в наших семьях и ничем не можем помочь. Нам остается терпеть незаслуженную кару. Рита, ты представляешь, я только на днях поняла, что отец «шпыняет» меня только тогда, когда мы с ним один на один. Почему?
— Наверное, хочет показать всем, что хорошо к тебе относится. Хитрый, — задумчиво сказала Рита. — Может, считает, что только через терпение ты сможешь заслужить его уважение?
— Странное предположение. Через мучения? Разве ребенок должен страдать, чтобы его полюбили? Глупость какая-то! Как я могу полюбить того, кто меня незаслуженно обижает! — взбунтовалась я.
Рита опять затронула волнующую ее тему:
— Что ты почувствовала, когда узнала, что отец изменяет?
— Сначала удивилась, была обескуражена, буря в душе разразилась. Кавардак поднялся в голове, долго находилась в сильнейшем замешательстве. Директор, учитель! Потом была удручена, подавлена. О жизни стала совсем плохо думать. Один раз услышала, как мать говорила бабушке: «Не вырвать мне гадких мыслей из головы: крепко вцепились, как корни старого дуба. Звезды от ревности из глаз сыплются». Грустно видеть мать в скорбной задумчивости. Жалко ее. Она, в принципе, хорошая женщина. Зачем он ее так?
— Ты обсуждаешь с братом поведение отца?
— Нет, конечно, он же ему родной.
— А с подружками?
— Не намереваюсь выворачиваться перед ними наизнанку и предъявлять свое сокровенное нутро, высвечивать беды, изливать душу или делать еще чего-либо в этом роде! Ты нездешняя, к тому же подруга по несчастью, вот у меня с тобой язык и развязался. И еще с одной детдомовской девочкой, но не на полную катушку как с тобой, — полыхнула я горькими словами.
— Я ненавижу отца. Не могу его простить. Он изверг рода человеческого, душегуб. В моем воображении мера наказания отца растет в соответствии с его поступками...
— Ты о Боге? — удивилась я. — Так он тоже мужчина...
Похоже, до Риты не дошел смысл моей реплики.
— Наверное, моя мама не может быть одновременно нервной с отцом и ласковой со мной, правда?
Робкая надежда засветилась в глазах Риты.
— Конечно, — уверенно подтвердила я, не желая лишать девочку добрых иллюзий.
— Я пыталась проще смотреть на жизнь, понять отца. Не получается. Ты грубишь своему отчиму? — поинтересовалась Рита.
— Нет. Я знаю в точности, что тогда на меня все будут злиться. Поэтому так рассудила: не стоит ворошить муравейник. Мне кажется: в некотором роде это разумно, потому что вся семья выигрывает. И в зависимость ни к кому не попадаю, и масла в огонь не подливаю. Это тоже очень важный факт. Как-то неожиданно сделала для себя гениальное по своей простоте открытие: в семье мне лучше помалкивать. Ведь не всякий раз удается правильно распорядиться своим умом. Зачем мне лишние оплеухи по больному самолюбию? Да и вообще предпочитаю держать свои настроения в непроницаемой тайне. Я даже негодую на себя, если не сдерживаюсь.