Надежда

– Надо брови привести в порядок, – с виноватым видом сказала мама, словно ее застали за неприличным занятием, – а то совсем заросли. С такими бровями я похожа на Леонида Ильича.

– Получается?

– Не совсем. Я уже забыла, как это делается. Когда-то было не больно, а сейчас… Ты мне купишь краску для бровей?

– Без проблем. Завтра же покрашу тебе брови и ресницы.

– Ресницы не надо. Я привыкла пользоваться брасматиком.

– Маникюр пойдем делать?

– Не-а. Я сама. Не хватало еще на это тратить деньги.

– Мама, Юра хочет познакомиться с тобой, – сказала я, снимая костюм.

– Так приводи его к нам! В чем же дело? Я давно горю желанием увидеть твоего принца.

– Он уедет на несколько дней. Как только вернется, я его приглашу.

– Вот и замечательно! Ты лучше расскажи, как прошла встреча.

– Все нормально, мама. Ксения Ивановна – хорошая женщина, но ты у меня – самая лучшая, самая красивая!

– Нашла красавицу!

– Она хочет с тобой познакомиться.

– Да?!

– Я думаю, что надо бы ее пригласить на твой день рождения.

– А почему бы и нет? Я уже, кстати, пригласила Степана Ивановича.

– А не для него ли ты хочешь выглядеть еще лучше? – засмеялась я.

На щеках у мамы появился румянец, и она замахнулась на меня полотенцем.

– Ах ты, бесстыжая рыжая бестия! Ты на что это намекаешь?

– Молчу, молчу, молчу! – и я закрыла рот рукой.

Я решила пойти спать. Мне почему-то не спалось, и я думала, как это здорово, что у мамы постепенно появляется интерес к жизни. Но также от меня не могло укрыться и то, что она никогда не расстается с мобильником, а утром подхватывается и проверяет, не пришло ли сообщение, не пропустила ли звонок. Я знала: она ждала звонка от отчима. А также я знала, что мама его не дождется. Из разговора с тетей Дашей мне стало известно, что отчим долго не горевал, вскоре после нашего отъезда он сошелся с вдовой из соседнего села. Она была инвалидом – в автомобильной аварии потеряла одну руку, но у нее были две маленькие дочери…

Я познакомила Юру со своей мамой, и он был удивлен тем, что она такая молодая и мы с ней так похожи. Маме Юра очень понравился, но я в этом и не сомневалась. Меня больше беспокоило, поладят ли они с Ксенией Ивановной.

В день своего рождения мама надела новое зеленое облегающее платье длиной до колен и стала похожа на девочку. Мы ей соорудили красивую прическу, а четкие линии подкрашенных бровей сделали ее лицо моложе, глаза – выразительнее.

С раннего утра она была занята приготовлением мясного рулета, и мне пришлось готовить все остальное. К вечеру у меня было чувство, что у нас будет не скромный ужин, а настоящий банкет.

Первым пришел наш сосед Степан Иванович. Вернее, сначала в двери появился огромный букет ромашек, а потом он сам.

– Алевтина Викторовна, разрешите поздравить вас с днем рождения, – торжественно произнес он, протягивая маме цветы.

Сосед был в строгом темно-сером костюме, свежей рубашке и при галстуке, его туфли были начищены до блеска. Лицо его сияло.

– Степан Иванович! – Восхищенная мама всплеснула руками и залилась румянцем. – Откуда вы знаете, что я люблю ромашки? Я вам об этом не говорила.

– Такой тонкой, как у вас, душе, очень близка природа, все естественное. Следовательно, вам чужды искусственно созданные цветы. Вы пребываете в необычайной гармонии с природой – я это чувствую, – вдохновенно начал сосед явно длинную поздравительную речь, а я, увидев, что мамино лицо словно светится изнутри, подумала: «Как же давно ей не говорили таких слов и не дарили цветы! И как мало надо женщине для счастья».

Едва мы успели усадить соседа за стол после его долгих поздравлений, пришли Юра и Ксения Ивановна. Она была в длинном темно-бордовом вечернем платье, вся обвешана дорогими украшениями, и мама в своем скромном и довольно коротком платье явно чувствовала себя неловко и стала одергивать подол.

Ксения Ивановна подарила ей золотые сережки в виде маленьких листиков, и маме, не привыкшей к таким дорогим подаркам, стало еще более неловко. Но рядом был Юра, мой Юра, который всегда мог найти выход из затруднительного положения. Он шутил, смешил всех и подливал вино в бокал развеселившегося соседа. Когда Степан Иванович откланялся и ушел, мы с Юрой оставили наших мам одних. Мы включили телевизор и уселись перед ним на диване. Нам был слышен разговор в соседней комнате.

– Вот оставили мы с дочерью ему дом и все, что в нем было, а сами живем в съемной квартире, – рассказывала мама. – Но ничего, мне здесь нравится. И город красивый, и людей много – не скучно. В окно можно смотреть, как в телевизор.

– Наверное, нелегко было вот так сорваться с места, все оставив?

– Решиться было тяжело. Но теперь я понимаю, что это был единственный выход. Пусть попробует, как оно одному жить. Может, за ум возьмется и пролечится.

– Возможно, голубушка, возможно. А Павлинка знает своего родного отца?

– Нет. Мы с ее отцом расстались в день ее рождения.

– А отец видел дочь?

– Только в роддоме, – вздохнула мама.

– И больше не видел? До сих пор?

– До сих пор. Да его и нет здесь. Он где-то на Севере.