Надежда

– Ну, я, как полагается, сказала ему: «Добрый вечер, Юрочка», а он поздоровался и берет в руки сумку. Я посмотрела на него, а он какой-то весь… не такой, как всегда.

– А какой?

– Невеселый. Видимо, чем-то очень расстроен. Знаете, Павлинка, я его ни разу таким не видела. Сначала я подумала, что это все последствия его нервной работы. К тому же мы все так переживали, когда вы исчезли.

– А Юра? Он переживал?

– Еще как! На нем лица не было! Ходил, как тень. И нервный такой был, измученный. Оно и понятно. Наверное, переживал сильно, плохо питался, по ночам работал. А плохое питание и недосыпание, как принято считать, обычно приводят к нервному стрессу и даже депрессии…

– Вы его спросили о чем-то?

– Ну что вы! Это было бы очень нетактично с моей стороны. Я его поздравила с тем, что он сумел вас найти и освободить. Бедное дитя! Страшно даже подумать, что могло бы случиться с вами, не успей он вовремя…

– А потом? Что было потом? – перебила я ее, забыв о правилах приличия. – Он сказал вам, куда идет?

– Потом я спросила, надолго ли он уезжает. Не могла же я спросить прямо: «Куда вы едете, Юра?» Он посмотрел на меня так грустно, что я никогда не забуду этот взгляд, потом подошел ко мне и сказал одно-единственное слово… Вы знаете, бывает, обронит человек одну фразу – и не надо произносить тирады…

– Какое? Какое слово? – Я схватила Инессу Владимировну за руку и стала ее трясти.

– Навсегда. Он сказал именно это слово – навсегда. Да! Так и было!

– И все? – спросила я, чувствуя, как перед глазами все поплыло, а внутри что-то оборвалось.

– Почему все? Я же не закончила. Потом он поцеловал меня в щеку и сказал: «Вы самая лучшая соседка, Инесса Владимировна!» Хотите – верьте, Павлиночка, хотите – нет, но именно так он и сказал.

– А потом? – глухо спросила я.

– Потом он схватил сумку и быстро побежал вниз. Я крикнула ему вдогонку: «Как чувствует себя Павлинка?», он мне ответил: «С ней все нормально».

– И все?

– Нет. Это еще не все! – Инесса Владимировна подняла указательный палец и задрала нос вверх.

– Не все?

– Он на миг остановился и помахал мне рукой. Вот так! – Она подняла руку и продемонстрировала прощальный жест. – Теперь все!

– Значит, его нет дома, – произнесла я задумчиво. Наверное, в этот момент я выглядела ужасно глупо.

– Конечно же нет! Простите, а он с вами… Он заезжал попрощаться?

Я отрицательно помотала головой.

– Значит, его послали на важное задание!

– С большой сумкой? Навсегда? – с иронией сказала я и добавила: – Спасибо вам, Инесса Владимировна, за интересный рассказ. Мне пора. Я пойду.

– Я ничего не понимаю! – Женщина развела руки в стороны.

– Я тоже, – буркнула я и, забыв попрощаться, потащилась вниз, ступенька за ступенькой, оставив Инессу Владимировну в полном недоумении.

Я добиралась домой в состоянии исступления. Переступив порог нашей квартиры, я бросилась на диван и, перестав себя контролировать, горько, безутешно зарыдала.

– Что случилось?! – Мама кинулась ко мне, но душевная боль разрывала меня изнутри, и я не могла ничего сказать, лишь судорожно сжала подушку и уткнулась в нее лицом, заглушая рыдания.

Когда поток слез иссяк, я оторвала мокрое от слез лицо от спасительной подушки и с болью в сердце выдавила:

– Он уехал. Он бросил меня.

– Этого не может быть! Просто не может быть! – сказала мама, вытирая следы слез с моего лица. – Это неправда.

После сильного потрясения я будто отупела. Упавшим, тусклым голосом я передала маме разговор с Инессой Владимировной.

– Чтобы человек сделал такой решительный шаг, должна быть какая-то веская причина, – сказала мама.

– Я знаю одно: он трус. Даже если он разлюбил меня или встретил другую, то должен был объясниться, а не убегать из дома тайком. Значит, я ошиблась в нем. Он просто поступил не по-мужски и даже не по-человечески.

– Я не верю, что Юра нашел другую, что струсил, что сбежал. Я просто в это не верю! – стояла на своем мама. – Здесь что-то не так.

– Придется поверить. – Я горько усмехнулась.

– Мне кажется, что тебе надо позвонить его матери. Может, она заболела и Юра временно переехал к ней.

– Временно навсегда? Не тешь себя, мама, и меня надеждой. Ксения Ивановна живет недалеко от него, в соседнем квартале.

– Возьми телефон и позвони ей, – настаивала мама. – Может, тогда мы расставим все точки над «і».

– У меня нет номера ее телефона, – отрешенно произнесла я, вспомнив, что действительно до сих пор в моем телефоне не было ее номера.

– Тогда поезжай к ней! Хочешь, мы поедем вдвоем и все узнаем?

– Не хочу. Я никуда не поеду. Мамочка, подумай сама, если бы Юра хотел мне что-то сказать, объяснить, попрощаться, он бы сам приехал сюда. Но он почему-то уехал, ничего не объяснив. Это называется «уйти по-английски»?

– Что бы ты мне ни говорила, я никогда не поверю, что Юра трус, – твердо заявила мама. – Вот увидишь, пройдет совсем немного времени, и все тайное станет явным.

– Только зачем мне это тогда? Ведь будет еще больнее.

– А может, наоборот? Может быть, когда все прояснится, тебе станет легче?