Надежда

– Вы любили мою маму? – спросила я, перебив его.

– Очень! Безумно! И до сей поры люблю! – горячо сказал он, глядя мне в глаза.

Они, его глубокие и ясные глаза, не врали – я это почувствовала интуитивно.

– Расскажите мне, как все у вас было, – попросила я.

– Я очень любил твою маму. Не любить ее было просто невозможно. Это был красивый рыжий невинный ангел, добрый, доверчивый, трепетный и такой нежный!

– Но вы же были женаты, когда начали с ней встречаться. Так ведь?

– Девочка моя, – вздохнул он, – любовь не разбирает, женат ты или холост. Она просто приходит и застает тебя врасплох.

– Любовь не прощает обмана, не терпит лжи. А вы, получается, обманывали маму?

– Я просто скрывал тот факт, что женат. Подумай сама, как я мог сказать об этом Але? Я считал, что это не важно. Главное, мы были вместе. Да и наш брак к тому времени уже дал большую трещину. Вернее, он существовал только формально.

– Почему вы не ушли из семьи?

– Были некие обязательства перед женой, – ответил он, отвел глаза в сторону и замолчал.

Я поняла, что Андрей Максимович чего-то недоговаривает, но не стала его расспрашивать.

– Почему вы ушли тогда, когда мама вас прогнала?

– В день твоего рождения?

– Да.

– Это была моя самая большая ошибка. – Он тяжело вздохнул, подошел к камину и бросил в него несколько поленьев. – Да, я совершил непоправимую ошибку. Аля была категорична и упряма, а я поступил как дурак, взял и уехал. Я решил развестись, вернуться к Але свободным и остаться с ней навсегда. Но… я опоздал. Она написала, что встретила хорошего человека и что я ей не нужен.

– Это была неправда.

– Я написал несколько писем, просил Алю бросить его и быть со мной. Наверное, она мне уже не верила.

– Почему вы никогда не приезжали ко мне? Вам было совсем безразлично, как я живу?

– Я просил Алю позволить мне повидаться со своей дочерью, но она ответила отказом. Кстати, ее последнее письмо я храню до сих пор.

Андрей Максимович вышел в другую комнату и вернулся с листом бумаги. Я взяла его в руки, которые сразу же мелко задрожали, когда я узнала мамин почерк. Листик был вырван из тетради в клеточку, бумага пожелтела от времени, стала совсем тонкой и потерлась на сгибе.

«Наверное, он часто перечитывал это письмо», – подумала я. Развернув его, я прочла:

«Дорогой Андрей! Видишь, я уже не называю тебя любимым и единственным, хотя не стану отрицать, что любовь моя к тебе была безумной, безграничной, как сама Вселенная. Жаль, что ты меня обманывал. Но у меня остался плод нашей любви – дочь Павлиночка. Она будет мне вечным напоминанием о тех незабываемых днях, когда я была готова объять необъятное и кричать на весь мир о своем счастье, о том, что я люблю и любима. Ты хочешь материально помогать дочери. Извини, я не могу это принять. Мне не нужны подачки. Мне был нужен только ты, а не твои деньги. Я сама позабочусь о дочери и отдам ей все тепло своей души – за себя и за тебя тоже. А еще в моей жизни появился мужчина, который обещает любить меня и Павлиночку. Прошу тебя, не вмешивайся теперь в мою жизнь, чтобы не испортить ее второй раз. Я постараюсь стать счастливой без тебя, тем более что у тебя есть семья, и мне остается только пожелать вам семейного благополучия. Мой мужчина обещает заботиться о Павлиночке и удочерить ее. Так что теперь наши пути разошлись навсегда. Умоляю, Андрей, ради нашего прошлого не пиши мне больше и не приезжай. Никогда! У Павлиночки будет другой отец. Думаю, он заменит тебя. Прощай.

Когда-то твоя Аля»

Я поцеловала листик, бережно его свернула и отдала отцу.

– Он… заменил тебе отца? – глухо спросил Андрей Максимович.

– Нет.

– Что он был за человек?

– Он не был человеком. Он был зверем, извергом и идиотом. Он бил маму… Он испортил ей жизнь.

– Она жила с ним… до конца?

– Нет. Я увезла ее от него два года назад.

– Почему Аля умерла?

– Он бил ее, – повторила я. – Образовалась гематома мозга. Мама не дожила до операции считанные дни.

– Она… долго мучилась?

– Нет. Мама не знала, что умирает. Она просто легла спать и во сне умерла от кровоизлияния в мозг.

Андрей Максимович сидел напротив меня, опустив голову и обхватив ее руками.

– Тебя он тоже обижал? – спросил он после долгого молчания.

– Он отнял у меня радость детства.

– Боже мой! – Он сокрушенно покачал головой. – Боже мой!

– Я расскажу вам об этом. Потом.

– Как все неправильно получилось! – в отчаянии воскликнул он и нервно заходил по комнате. – Все неправильно! Несправедливо! Ведь все могло сложиться иначе!

– Не надо теперь никого винить. Уже ничего не изменишь.

– Я виню только себя.

– Знаете, мама так хотела быть счастливой, – сказала я. – Она совершала ошибки, но я ни в чем ее не виню. Всю свою жизнь она отдала мне, а ее счастье… Оно было призрачным, нереальным, как мираж. Она до конца своих дней оставалась наивной и доброй, как ребенок. Скажите, Андрей Максимович, если бы вы узнали, что мне живется плохо, даже очень плохо с отчимом, вы приехали бы ко мне? Увезли бы меня от него?

– Конечно! – Он подошел ко мне и по-отечески нежно прижал к себе. – Конечно приехал бы. Разве я позволил бы кому-либо обидеть свою доченьку?