Надежда дракона

— Я этого не говорила, — выдыхает Мэй. — Это не страх или что-то ещё. Я просто практичная. Мы и так едва выживаем, зачем создавать раскол с этими выборами?

— Потому что мы свободные люди, которые должны иметь право голоса за наше будущее? — возражает Энид.

Она выглядит очень уставшей. Её кожа дряблая с серым оттенком. Она щурит глаза, как будто мы находимся на ярком солнце, а не в тускло освещённой комнате. Она в стадии крайнего обезвоживания. Тайсс жаркая планета, слишком жаркая, убивающая людей, не съевших эпис.

Эпис меняет тебя на молекулярном уровне или что-то в этом роде. Калиста и Джоли говорили об этом, но я не могла уследить за их научной речью. Звучало, как в эпизоде из «Звездного пути» или что-то в этом роде. Я никогда не могла посмотреть эти фильмы.

Всё, что я знаю, это то, что от эписа мне становится лучше. У меня нет ни головных болей, ни тошноты, ни каких-либо других последствий обезвоживания. Я могу выйти на охоту с Астаротом, и пока я принимаю эпис каждые два или три дня, жара меня не убивает. Я слышала, как они выдвинули теорию, что он также продлевает жизнь, поэтому змаи такие древние.

— Но вы уже решаете! — Мэй отвечает Энид.

— Мы? — говорит Энид, качая головой — Я не припомню, когда в последний раз меня о чём-то спрашивали, после того, как корабль потерпел крушение.

— Но, — говорит Мэй и замолкает.

Все взгляды в комнате устремлены на неё, как будто они ждут какого-то блестящего ответа. Проблема в том, что его нет. Я знаю это, и Мэй тоже. Розалинда была фактическим главным лидером после крушения. На корабле она была Леди Генерал. С тех пор, как мы разбились, она лидирует также по умолчанию. Никто не сомневался в этом до сих пор.

— Я так и думала, — говорит Энид. — Может быть, тебе это чуждо, ты состоишь в Тайном Совете или как там вы все себя называете. Я ни за один стол не садилась и в своей жизни не имела права голоса.

— Это не так, — говорит Мэй, но её аргумент не имеет силы.

— Тем из нас, кто стоит здесь, — Энид обвела комнату взглядом, — нам велят работать. Данную работу мы можем или не можем выбирать для себя. Сказали, что это ради «общего блага». Всемогущая Розалинда, и её всеобъемлющая мудрость распорядила нас так.

— Но тебе не обязательно…

— Не обязательно, что? Что произойдет, если один из нас скажет «нет»? — Энид обрывает её.

— Хорошо, но нам всем нужно что-то есть, — говорит Берт, прерывая спор.

— Конечно, мы должны кормить нашу госпожу и хозяев, — бормочет Энид.

Кислота прожигает мне путь к горлу. Я хочу поспорить с ними, я хочу доказать, что они все неправы, но я понимаю их лучше, чем следовало бы. Раньше я была изгоем. Всегда снаружи, бесправная, без права голоса за своё будущее. Я чувствую их боль, даже если не согласна с их мнением.

Кроме того, как я могу спорить с ними лучше, чем Мэй? Они не ошибаются. Мэй тоже не ошибается. Сейчас самое глупое время, чтобы заострять внимание на выборах или справедливости. Я не вела подсчётов, но уверена, что больше половины из, приблизительно, трёхсот выживших не принимают эпис. Те, кто не принимает его, приближаются к крайней стадии обезвоживания. Они больны, они не могут работать, перекладывая бремя заботы о себе на тех из нас, кто может. Я даже слышала, что были летальные исходы. Невозможно выпить достаточно воды, чтобы хотя бы бороться с жарой Тайсса. Прохладные вечера выше тридцати восьми градусов по Цельсию, когда солнце садится. Гораздо жарче, когда в небе двойное солнце. Человеческие тела не предназначены для таких нагрузок.

Мэй подходит к моему столу, берет мясо, которое я разделала, и заворачивает его. В её глазах плещется смятение. Боль в груди заставляет меня как-то её утешить. Она хороший человек, старается поступать правильно. Её руки дрожат, когда она пытается завернуть мясо. В уголках её глаз образуются слёзы. Она возится с обёрткой, пока я не кладу свою руку на её. Она поднимает взгляд, и я улыбаюсь. Её улыбка неуверенная, дрожащая, поэтому я хватаю её за руку. Она делает глубокий вдох, затем качает головой.

— Извини, — говорит она так тихо, что только я могу её слышать.

— За что? Ты была великолепна, — говорю я.

Она качает головой, и слеза скатывается по её щеке.

— Почему они не понимают?

Я пожимаю плечами.

— Они напуганы.

Мэй кивает, поджимая губы.

— Я тоже, — говорит она, со слезами на глазах.

Мой желудок сжимается, мне не хватает воздуха. Мне всё равно, что все смотрят, я обхожу стол и обнимаю её. Мы с Энид встречаемся глазами через плечо Мэй. Я сердито смотрю, Мэй этого не заслуживает. Меня не волнует, что они ополчатся на меня, но Мэй чертовски хорошая девушка.

— Прости, — шепчет она, когда мы отходим друг от друга.

— Ты нормальная, пошли к чёрту этих сучек, — говорю я, убедившись, что говорю достаточно громко, чтобы они услышали.