Надежда Дурова. Русская амазонка

«Ах, человек ужасен в своем исступлении! Все свойства дикого зверя тогда соединяются в нем! Нет! Это не храбрость! Я не знаю, как назвать эту дикую, зверскую смелость, но она недостойна называться неустрашимостью! – вспоминала потом об этом дне “кавалерист-девица”. – Полк наш в этом сражении мало мог принимать деятельного участия: здесь громила артиллерия и разили победоносные штыки пехоты нашей; впрочем, и нам доставалось, мы прикрывали артиллерию, что весьма невыгодно, потому что в этом положении оскорбление принимается безответно, то есть должно, ни на что несмотря, стоять на своем месте неподвижно…».

В 6 часов вечера к Гейльсбергу прибыл Наполеон с частью корпуса Ланна. Французской пехоте удалось ворваться в центральный редут, но торжество врага было недолгим. Русские ударили в штыки и снова захватили прежние позиции. Тогда Наполеон перенес свое внимание на правый фланг нашего боевого порядка, но и здесь все нападения противника кончились провалом.

«На правом фланге не были построены окопы, и там по удобности расположена вся наша конница. Неприятель не успел на сем пункте собрать достаточного количества кавалерии, и потому главнокомандующий приказал на нее ударить, – пишет А. П. Ермолов, в то время командовавший ротой конной артиллерии. – Не устояла она против стремительного нападения нашей конницы и отброшена к самому лесу, где стоящая пехота сильным огнем прикрыла бегущих и конницу нашу назад обратила…».

В этой атаке участвовали и коннопольцы, а два солдата из лейб-эскадрона: «товарищ» Роман Синицкий и «шеренговый» Степан Анецкий, – первыми врубившись в колонну вражеской конницы, захватили в плен офицера и двух рядовых, за что и были представлены к знаку отличия Военного ордена.

Сражение при Гейльсберге завершилось победой русской армии. Русские потеряли в нем убитыми, ранеными, пропавшими без вести до 8 тысяч человек, наполеоновские войска – до 12 тысяч (по французским источникам – до 6 тысяч человек).

Поздним вечером 29 мая 1807 года на ровных и обширных долинах перед высотами на правом берегу Алле находилось много убитых и тяжелораненых.

«Жаль смотреть на этих последних, как они стонут и ползают по так называемому полю чести! Что может усладить ужас подобного положения простому солдату? Рекруту? – размышляла, глядя на поле недавней битвы, Надежда Андреевна. – Совсем другое дело образованному человеку: высокое чувство чести, героизм, приверженность государю, священный долг к отечеству заставляют его бесстрашно встречать смерть, мужественно переносить страдания и покойно расставаться с жизнью…».

На философские размышления ее навело следующее обстоятельство: во время сражения лейб-эскадрон попал под обстрел неприятельской артиллерии и граната упала рядом с «кавалерист-девицей». Алкид спас себя и свою хозяйку, мощным прыжком подавшись в сторону. Дурова чудом усидела в седле. Спасибо, как говорится, отцовской выучке и природной ловкости наездницы. Смерть была рядом, но все-таки миновала «товарища» Соколова. Почему?

Все это было важно для мироощущения молодой женщины, недавно надевшей военный мундир. До событий под Гутштадтом она была лишь обученным, но необстрелянным солдатом. Как и для других новобранцев, первый бой явился для Надежды Андреевны шоком: «новость зрелища поглотила все мое внимание».

Она еще не понимала тогда, что правила поведения, действующие в мирной жизни, порою абсолютно неприменимы на войне. Здесь нужно быть не только храбрым и стойким – к этому она как раз была готова, – но и нужно больше, чем когда-либо, заботиться о себе, соизмеряя свои поступки с общей пользой. Так, отдав лошадь раненому, она подвергла свою жизнь неоправданной опасности, оставшись одна «среди скачки, стрельбы, рубки на саблях». Недаром штабс-ротмистр Галиоф, ее суровый воспитатель, увидев «товарища» Соколова пешим и узнав обстоятельства дела, крикнул ему в досаде: «Пошел на фронт, повеса!»

Однако под Гутштадтом Надежда Андреевна находилась полностью во власти собственных необычных переживаний и впечатлений и мало обращала внимания на то, что творится вокруг, что происходит с другими людьми. Большое полевое сражение у Гейльсберга дало Дуровой новый, но необходимый для солдата опыт. Здесь, на открытом пространстве, можно было наблюдать действия многотысячной массы войск, здесь выстрелы картечи косили целые ряды атакующих. Расстаться с жизнью было легко и просто, потому что военное счастье слепо и только случай правит бал. «Судьба – индейка, а жизнь – копейка!» – говаривали в ту пору армейские фаталисты.

Если уж ее не достали осколки гранаты, разорвавшейся под животом Алкида, значит ей суждено не погибнуть в бою, а добиться своей цели в этой жизни: «Ах, верно молитвы отца и благословение старой бабушки моей хранят жизнь мою среди сих страшных, кровавых сцен…»