Надежда и Вера

— Господи, помилуй! — она вскрикнула и последним усилием воли выдернула себя из этого состояния, вскочила с кушетки и, поправляя на ходу задранную одежду, быстро прошла к двери.

— Зачем ты так?.. — прошептала она, еще ошеломленная всем, что сейчас произошло и еще больше испуганная тем, что могло произойти.

— Зачем ты?.. Я ведь поверила тебе…

И, заплакав, быстро возвратилась к себе.

Ангелина же не испытывала никаких угрызений совести. Напротив, неудача еще больше обозлила ее против Надежды.

— Итак, первый тайм мы уже отыграли, — процедила она сквозь зубы, выключая видеокамеру. — Будем считать, 1:0 в твою пользу. Посмотрим, кто кому забьет следующий гол. Решающий. Игра продолжается.

И, даже не раздевшись, снова зарылась под одеялом, со злостью задув тлеющий огонек лампады у святой иконы.

Скоро Ангелине представился скоро новый случай отомстить Надежде за свою неудачу. Пришла пятница, и по уставу монастырская трапеза была очень скромной. На обед приготовили нехитрую похлебку и кашу с грибами, Ангелину же поставили разносить все это в тарелочках на подносах и расставлять на длинном столе, где за трапезой собирались все: и монахини, и послушницы. Каждая из них знала свое место, поэтому никакой суеты не было.

«Ну, вот и все», — Ангелина незаметно подсыпала в тарелочку с кашей содержимое предусмотрительно взятого с собой пакетика и поставила ее на место, где должна была сесть Надежда. Никто из насельниц не догадывался, что произошло в тот вечер. Ангелина тоже не подавала вида, что чувствовала за собой вину, лишь обронив в полголоса, встретив в коридоре Надежду: «Прости, ты все не так поняла».

Сестры заходили в трапезную — кто из храма, кто с работ по хозяйству. Ждали игуменью, и когда та тоже зашла в трапезную, все запели уставное «Отче наш». Ангелина все так же продолжала сновать вдоль стола, расставляя тарелочки с хлебом, овощами, графины с широким горлышком, наполненные отваром из монастырских сухофруктов.

— Надежды не видно, — окинув взглядом всех, кто сидел за столом, отметила игуменья. — Ничего не случилось? Где она?

— Сейчас будет, матушка, — ответил кто-то из послушниц. — Побежала к себе таблетку принять. Голова, говорит, разболелась.

— Да и мне бы не мешало, — поморщилась игуменья. — Такое в атмосфере творится, что ни одна здоровая голова не выдержит. Прямо разламывается на части… Сходи, принеси из тумбочки мое лекарство.

Келейница поднялась и, поклонившись, быстро вышла из трапезной.

Почему-то никто не обратил внимания на любимицу матушки Адрианы — кошку Марго, которая, как обычно, растянулась на подоконнике и мирно дремала, ожидая, когда ее хозяйка снова пойдет к себе, чтобы там продолжить свою сладкую дрему. Никто не заметил, как она неслышно подошла к столу и запрыгнула туда, где обычно сидела Ангелина. А потом, дотянувшись до стола, передними лапками вдруг опрокинула на пол тарелочку с кашей. И, спрыгнув, сразу убежала из комнаты на двор.

— Ах ты, проказница, — с укоризной покачала головой игуменья, не ожидая такой выходки от своей любимицы. — Что еще за фокусы? Что за чудеса?

Послушница, сидевшая рядом, немедленно собрала с пола остатки еды и переставила тарелочку, где должна была сидеть по-прежнему отсутствовавшая Надежда. Когда с кухни возвратилась Ангелина и принялась за еду, она и не заметила, что ела кашу со смертельно ядовитой добавкой.

— А где? — тихо спросила она соседку, кивнув туда, где по-прежнему не было Надежды. Та не успела ответить, как Надежда появилась в дверях трапезной и, попросив прощения у настоятельницы, села за стол. Доев без всякого аппетита суп — головная боль не утихала, она принялась за грибную кашу, запивая ее теплым отваром. Ангелина не спускала с нее глаз, ожидая, когда начнутся первые признаки смертельного отравления: сильные внутренние боли, судороги, галлюцинации, потеря сознания. Однако та сидела спокойно, ничем не обнаруживая присутствие в своем организме яда.

Трапеза закончилась, но все оставались сидеть, слушая, по заведенному в монастыре правилу, духовное наставление одного из святых отцов. Наконец, насельницы поднялись, чтобы совершить благодарение Господу, и тут Ангелина ощутила в себе то, что ожидала от сидевшей напротив Надежды: нарастающую боль в желудке, переходящую в нестерпимое жжение.

— Матушка, мне… что-то…

Ангелина не договорила и, схватившись за горло, опрометью бросилась к себе, пытаясь на ходу освободить желудок от яда, разливавшегося с каждой секундой по всему телу, сковывая его нарастающими судорогами. Забежав, она упала на кушетку, взвыв страшным голосом. Потом вскочила и, цепляясь за все, переворачивая стулья, упала на пол, истошно крича:

— Будьте вы все прокляты! Все! А ты, Илья, в первую очередь!

Хватаясь за все подряд, Ангелина снова включила скрытую видеокамеру, и та бесстрастно фиксировала последние минуты ее страданий.

Когда в комнатку вбежала Надежда, Ангелина была почти без сознания. Но, увидев Надежду, начала горячо шептать, обращаясь к ней: