Надежда и Вера

— Раз ты говоришь, что невиновна, то выход есть. Найдется выход! Нужно лишь верить Богу, молиться Ему и вручить свою судьбу в Его руки. Но это должна сделать ты — сделать так же решительно, как поверила обманщикам, подставила под удар нашего родного отца. Выход один: доказать, что ты невиновна. Не в петлю лезть, а бороться за правду, потому что Бог — в правде. Он Сам есть Правда.

— Я не виновата.., — простонала Вера, — но не знаю, что делать, как бороться дальше. Все, что можно, уже сделано. И все бесполезно.

Надежда опустилась на колени перед святыми образами и начала безмолвно молиться. За окном пошел дождь, забарабанив крупными каплями по окошку, где-то вдалеке послышались раскаты грома.

— Пошли, — Надежда решительно взяла ее за руку.

— Дай хоть чаю попить, — та не понимала, куда тянет сестра.

— Еще будет время.

— Да я скоро…

— Говорю, будет еще время: и на чай, и на все остальное. Пошли к матушке игуменье. Нужно посоветоваться. Есть один план.

Игуменья внимательно выслушала рассказ Веры, а потом, взглянув на обеих, вдруг улыбнулась.

— Сколько вижу близняшек, всегда поражаюсь премудрости Господней. Ни один художник, даже самый талантливый, не способен воспроизвести то чудо, которое творит Господь. Смотрю вот и думаю: как вас родители различают? Даже родинки на лице у вас одинаковы, обо всем остальном и говорить нечего: абсолютная копия. Как в зеркале. А вот по духу — ничего похожего, как земля и небо. Почему так?..

Затем внимательно посмотрела на Веру.

— Решила, значит, не по-Божьему, а по-своему найти выход? Тут мы тебе не помощники, напрасно пришла. Петли у нас нет, фонарных столбов тоже, да и бритвой не пользуемся: поди, не мужики. Разве что в речку. Бултых — и дело с концом. Неподалеку отсюда старая мельница осталась, может, жернова сохранились. Так бери жернов — и в речку. С разбегу, чтобы наверняка, а то волной назад вдруг выбросит. Речка, знаешь ли, не всех утопленников принимает. Тогда с тобой новых хлопот не оберешься: откачивать, «скорую» вызывать…

Вера молчала, понимая, что настоятельница осуждает ее мысли и намерение.

— А сказать, почему тебе этого хочется? Потому что так хочет твоя гордость. Личная твоя, а не чья-то. Гордость ведь что такое? Зверь, хищник, которого нужно все время кормить. Сначала он ест немного, а потом, когда подрастает, требует все больше и больше, пока не сожрет всего человека. А не давай ей ничего, то убежит от такого «хозяина», пойдет искать себе другого. Вот сидят передо мной две сестрички, две близняшки, две капельки, а такие разные. Потому и разные, что из одной гордость бежит, а в другой гнездышко себе свила: сначала маленькое, а теперь ей там тесно, давай всю себя. И готова ты себя отдать. Вроде, даже благородно: об отце родном думаешь, о маме. Только вот о душе своей не думаешь. Да и обо всех родных тоже не думаешь: только о себе. Это и есть плод гордыни.

— Я хочу изменить свою жизнь, матушка, — Вера стояла, низко опустив голову. — Я ничего не знаю и ничего не умею, но мне совесть не дает покоя. Мне стыдно после всего, что произошло. Я не могу с этим спокойно жить. Пусть тюрьма, любое наказание, но я не могу больше так жить дальше…

— Значит, нужно менять жизнь, а не лишать себя этой жизни, — игуменья подошла ближе к Вере. — Благодари Бога, что совесть твоя еще жива, не дает покоя тебе.

— Я не знаю, не представляю себе, как все произошло, — Вера не знала, что говорить, чем оправдаться, — но я не виновата. Я вообще не могу понять, почему это произошло именно со мной, ведь никому не делала зла, никого не убивала…

— Самое большое несчастье человека — это не видеть собственные грехи. Видеть их в ком угодно, только не в себе. Нераскаявшийся грешник живет и думает, что его душа здорова и безгрешна, пока однажды у него неожиданно не прорежется духовное зрение и он не увидит, что душа его на самом деле вся в проказе. Как если больной телесной проказой вдруг глянул на себя в зеркало и с ужасом увидел, что все его тело покрыто струпьями. А как увидеть свою душевную проказу, где взять такое зеркало? Христос является тем зеркалом, в котором каждый видит себя таким, каков он есть. Это единственное зеркало — не из царства кривых зеркал, а предельно правдивое, и дано человечеству, чтобы все люди смотрели в него и видели, каковы они на самом деле. Ибо во Христе как в наичистейшем зеркале каждый видит себя больным и уродливым, и еще видит свой прекрасный первоначальный образ, каким он был, каким стал через греховную грязь и каким опять должен стать через исправление своей порочной жизни. Я понятно тебе говорю?

Вера молчала.