Надежда мертва (СИ)

Когда он выходил через стену Стеклянного района, то видел стражников, которые брали район в оцепление. Несколько увидели его, выходящим из тумана, но, кажется, не поверили в то, что он был реален. Они не попытались приблизиться к нему или окликнуть. Пропустили мимо и даже не проводили взглядом. Тяжелая ночь для жителей Тарнема, которая началась как обычный день, но вскоре превратилась в кровавую бойню. Только сейчас люди начинали приходить в себя. Игрин видел, как на улице собирались толпы и вытаскивали из разломанных домов и из подворотен тела жителей, павших во время охоты на ведьм. Не все ведьмы старались убежать. Некоторые с честью принимали бой, успевая убить достойное количество нападавших до того момента, как их поглощала разъяренная толпа. Ведьм было немного, основные силы ковена сосредоточились в Стеклянном районе. Поэтому они проиграли. Люди несли потери и с каждым убитым жителем Тарнема их ярость возростала, а ненависть начинала жечь пуще прежнего.

Вышибала видел, как люди, бывшие в Тарнеме проездом, присоединились к охоте. Как все сейчас собирались у центральной площади Первого района и делились едой и водой. Невероятно, но обычно дождливый город, сегодня сиял всеми красками солнца. Игрин не мог понять, жарко было или солнце только дарило свет, не раскаляя воздух. Он шел на последнем дыхании, всеми силами стараясь передвигать ногами быстрее, даже не понимая, что идет уже несколько часов, делая мелкие, тяжелые шажки. Игрину казалось, что он добрался довольно быстро, но на самом деле, в городе уже давно наступил полдень. Здоровяк зашел в самый центр, туда, где раньше стояла сама Церковь. Остановился. Дочь не появилась рядом. Не было и видения жены. Голову мутило и смотреть становилось отвратительно тошно. Игрин опустил руку, в которой держал сверток и услышал, как останки Бориса грохнулись на священную землю. Бывший кузнец больше не мог держаться. Он качнулся назад, взмахнул руками, восстанавливая равновесие и, теряя сознание, плашмя упал вперед. Ударился лицом о землю и тут же провалился в беспамятство. Люди мельтешили вокруг, помогая доставать убитых и восстанавливать дома на скорую руку. На центральной площади торговцы развернули небольшую ярмарку, продавая товары по сниженным ценам. Горе есть горе, но торговца кормит не Церковь и благочестивые намерения. Люди понемногу приходили в себя, оправляясь от дикой ночи. И никто не замечал здоровяка, что лежал посреди церковного пустыря рядом с увесистым черным свертком, пропитанным кровью.

Борис не видел, что происходило, но слышал. Звон оружия. Привычный стальной и железный лязг, редкие крики и тяжелое дыхание. Вокруг него шла битва, но он уже не мог стать ее участником. Сначала он попытался. Хотел подняться и броситься в битву, встать рядом со своими братьями и победить змеязычников. Ведь он был абсолютно уверен — это охотники бились с неугодными еретиками. Хоть и не видел сражения, но звуки, звуки были для него почти родными. Он хотел помочь братьям, хотел сражаться — но не мог. Дернулся вперед и понял, что у него больше нет тела. Только стремление, желание. Бесплотное и бесполезное. Родерик. Предатель. Каким-то образом ведьма вернула его змеязыкую шлюху и он предал заветы Церкви. Перешел на сторону врага. Борис был уверен в том, что не смог убить его. Ранил его, но не убил. Он все еще опасен, все еще угроза для Церкви. Родерик особенный, он знает слишком много. Борис должен рассказать. Должен добраться до Айзека. Его дух стремился вперед, рвался в битву, хотел быть полезным. Помогать, сражаться, спасать. Убивать ведьм. Это то, о чем он думал сейчас. Когда умер и потерял все.

Охотник не вспоминал свою семью. Не вспоминал детство и родителей. Их богатый дом в Северных землях. То, как их не стало и семья Михаила приютила его. На все эти сентиментальности ему было плевать. Это была история другого человека. Того мальчика мама называла Боренька. Он был плаксивым и слабым ребенком, который не смог защитить то, что ему было дорого. Дух охотника, который отказывался отправляться на суд Всеотцу прямо сейчас и все еще рвался схватить топор и отправиться сражаться — это был настоящий Борис. Выращенный в крови тысяч сражений, навсегда изуродованный глубоким шрамом — напоминанием о своей беспечности. Этот человек просто не мог позволить себе умереть. Только не так. Не от рук другого охотника, которого считал братом.

Внезапно вокруг стало очень тихо. Звук битвы прервался в одно мгновение и все заполонила гремящая тишина. Борис не испугался. Его душа все еще пылала праведной злобой, отказываясь отпустить бренный мир.

— Почему ты не можешь успокоиться? — Борис услышал тонкий, спокойный голос. Он нес умиротворение и прощение. Нес благодать и смирение. Словно с ним говорила самая любящая на свете мать. Он не был ей ребенком, но у нее были сотни детей и она знала, как менять интонацию так, чтобы дрогнуло даже самое черствое сердце. — Почему ты не хочешь принять свою судьбу? Разве ты не устал от сражений?