А потом был крик. Ведьма страшно заорала, высвобождая магию, которой не было равных. Огромное поле, усыпанное трупами дрогнуло. Дернулось. И ожило. Мертвецы поднялись. Змеязычники вернули себе жизнь. Охотники превратились в марионеток могущественной высшей ведьмы. Борис сжал кулаки и неожиданно ощутил в руке привычное древко топора. Охотник, не раздумывая, сорвался с места и занес оружие, чтобы уничтожить ту, что умела поднимать мертвецов. Ей нельзя было позволять существовать. Ее жизнь — величайшая опасность. Когда топор опустился на удивленное лицо — все исчезло. Больше никого не было рядом. Только холод, который Борис почувствовал спиной и голос, приятный и любящий:
— Все верно, Борис Романов. Я хочу, чтобы ты убил Лирию Эшленд. Ту высшую ведьму, которую защищала Корделия Фривуд и ради которой прибыла в Тарнем. Ту, что ты почти убил, но твой брат, Родерик Майкрон, остановил тебя. Я хочу, чтобы ты закончил охоту. Не могу обещать, что ты останешься на земле и после этого. Но обещаю, что ты не умрешь, пока не исполнишь свой долг. Если, конечно, ты примешь на себя такое бремя.
Борису не нужно было отвечать. Он упал на колени и смиренно склонил голову. Пресвятая Евангелина улыбнулась жесту охотника и лед на ее губах лишь немного хрустнул, так тихо, что достойный сын царя Соломона не придал этому значения. Она опустилась вниз, к нему и взяла голову праведного охотника в руки. Подняла и в последний раз взглянула в его чистые, полные смирения глаза. А потом поцеловала, заставляя охотника продрогнуть всем телом, лишиться возможности двигаться и дышать. Он уже был мертв, но сейчас его душа умирала, а Борис лишь преисполнился праведной гордости и гнева, который внушали ему с самого детства. Все, о чем он думал, это его миссия. Его священная охота.
День 13ый весеннего круга 214 года Р.С.
Тарнем, Железный район
Матиас ехал в повозке городской стражи сквозь Железный район и лениво рассматривал город вокруг. Он сгорал от нетерпения поскорее добраться туда, куда указал сонный стражник, которого они вместе с Теодором бесцеремонно разбудили. Спросонья он нехотя рассказал им о большом человеке, что медленно вышел из Стеклянного района и отправился куда-то в сторону пустыря, где раньше стояла церковь Тарнема. Охотник тут же поспешил к выходу, а растерянный капитан стражи пустился следом.
— Думаете его рассказ правдивый? — на бегу спросил Теодор, пытаясь не отставать от излишне проворного охотника.
— Не знаю, но я не вижу причин, почему мы не могли бы это просто проверить? — подмигнул Матиас стражнику.
Теодор предложил охотнику взять повозку — так они доберутся до Первого района намного быстрее. Охотник не возражал. За прошлый день он уже достаточно набегался и сейчас был даже рад неожиданному предложению. Вскоре они уже ехали сквозь Железный район, — а именно там располагались казармы городской стражи, — по направлению к пустырю, где до не давних пор стояла прекрасная Священная Церковь Тарнема.
Охотник осматривал улицы вечернего города. За один день тут будто произошла настоящая гражданская война. Люди уже закончили собирать убитых и направили раненых в переполненные госпитали. Кое-где начались ремонтные работы, но время от времени встречались растерянные люди, стоящие посреди обломков здания, которое было им домом несколько лет, а то и поколений. Некоторые даже не просыпались этой ночью, но тем не менее стали участниками, жертвами, войны которая произошла между людьми и змеязычниками. Так было всегда, когда охотники сражались с ковеном. Простые люди, обычные жители, оказывались втянуты в их противостояния и неминуемо лишались чего-то дорогого. Иногда жизни. Поначалу они благодарили охотников, воспевали их как героев и возносили о них молитвы Всеотцу. Но вскоре на смену этим возвышенным эмоциям приходила реальность. Они возвращались в свои дома, которых уже не было. К своим семьям, которые были мертвы. И понимали, что заплатили за избавление от змеязычников нестерпимо высокую цену. Многие города переживали запустение, разруху, а не редко и вовсе опустошение, после битвы с ковеном. Но по какой-то необъяснимой причине, Матиас считал, что Тарнем выстоит. А может — даже станет лучше.