Надежда мира (СИ)

Риэль улыбнулся и, перегнувшись через подлокотник, достал виолу.

Несколько дней они провели здесь. Где располагалось это «здесь», не знал даже Тарвик. Окна, как оказалось, имелись, но пейзаж не особенно вдохновлял: скучный и бесконечный лес, горы на горизонте, дымки деревенских домов в отдалении. Термы Жене и правда понравились, и сидели они там и правда втроем, даже из вежливости не прикрываясь полотенцами. Тарвика было даже жалко, потому что временами его яркие глаза подергивались грустью воспоминаний. А с другой стороны, более сладкой мести и придумать было нельзя.

Синяки на теле Риэля растаяли довольно быстро, Тарвик выглядел и вовсе бодрым и веселым. Во время бегства его больше всего донимали боли в спине, а сейчас идти никуда было не надо, зато можно было валяться на мягком диване или на теплом пушистом ковре. Местными «чудесами» они пользовались не очень охотно, предпочитая доставать продукты из кладовой и с ледника и готовить сами. Жене даже нравилось готовить, а мужчинам нравилось это есть. Ничего сверхъестественного, нормальная незатейливая еда, к какой они, собственно, и привыкли.

И разговаривали они много, куда более откровенно… то есть куда более откровенен был Тарвик. В общем, в особенные детали своей королевской службы он не вдавался, а они не интересовались. Знакомы они были давно, Тарвик тогда толком еще ни профессии своей не обучился, так, трудился мальчиком на побегушках в куда менее известной, чем «Стрела», конторе, но трудился старательно, постигая тонкости мастерства, и случайно вышел на Кастина. Короля он в лицо, конечно, не знал, и тот еще несколько лет водил его за нос. Получалось, что сначала они стали приятелями, потом друзьями – насколько могут дружить король и с авантюрист, и только потом Кастин попросил – именно попросил – выполнить сложное и деликатное поручение. Не за деньги, а именно по дружбе. И Тарвик выполнил. Ну и покатилось… Он прекрасно осознавал всю зыбкость королевской дружбы. Ну да, друзья, действительно друзья, и Кастин на самом деле чертовски рад, что Тарвик выкарабкался из очень серьезных проблем, но завтра ему снова потребуются услуги (ну, или помощь, чтоб не обидно было) не особенно щепетильного и талантливого сыскаря, у которого в случае чего и рука не дрогнет, и он пошлет Тарвика на смерть. Запросто пошлет, хотя и даже переживать будет, и помнить потом будет. Он своих друзей помнил, несмотря на более чем солидный возраст. И на смерть посылал. Ничего, это нормально, главное, он никогда не скрывает опасности поручений, хотя вовсе не обязательно посвящает в детали.

Кастин появился во время одной из таких бесед, послушал незамеченным и подтвердил все, что Тарвик о нем думал. Никто не смутился, даже Риэль. Привыкать начал. Налил в высокий стакан золотого вина и протянул своему королю, а свой король принял и выпил за здоровье присутствующих.

– Тан Хайлан удачнейшим образом вписался в мои планы, – сообщил он. – Риэль, я не мог не дать ему знать, что ты жив и цел, и это крайне его обрадовало. Мне кажется, он тебя любит… хотя и на свой лад.

– Как ты меня, – лениво заметил Тарвик, – если исключить сексуальную составляющую. То есть любишь, но своей собственностью считаешь. Меня это не обижает, Кастин.

– Ты – дурак, – объявил король. – Нет, я тебя действительно люблю, ты самый близкий мой друг, но собственностью я тебя не считаю. Единомышленником, если угодно. Помощником. Я ведь могу на тебя полагаться, Тарвик.

– Полностью, – согласился он. – Ну, в меру моих способностей и выносливости. Понятно, что сказать кому-либо о тебе я ни под какими пытками не смогу, тут же или языка лишусь, или помру, или что там у тебя на этот случай…

– Помрешь, – вздохнул Кастин, – но очень легко и быстро. Ты понимаешь…

– Конечно, – перебил Тарвик, пожимая плечами, – и это придает мне выносливости.

– Получается, что и тебя кто-то ждет, – заметил Риэль с мягкой улыбкой. – Не только мы не прошли мимо.

– Он бы прошел, – спокойнейше ответил Тарвик, – и даже не посмотрел в мою сторону, если бы этого требовала ситуация. И на казни бы поприсутствовал. Но и правда ждал.

– Результата задания, – выпалила Женя.

Никто не возразил. Не хочу короля в друзьях иметь. Не хочу. Вот менестреля – с удовольствием. Пусть он слабый – любая слабость относительна, а любовь и дружба придают силы. Пусть он не блещет предприимчивостью – им хватает того, что есть. Пусть он никак не герой и не воин – он поэт, ему и не нужно, к тому же не бояться легко, преодолевать страх куда сложнее. Зато он умеет понимать и чувствовать, он может протянуть руку не только случайно встреченной женщине, но и человеку, к которому не питает ни малейшей симпатии, просто потому, что больше никто руки не протянет. Он так хорошо знаком с одиночеством, что понимает других – не только Женю, но и Тарвика и даже, кажется, Кастина. Он умеет и никогда не разучится чувствовать боль других, потому что слишком много боли испытал сам.

И у него божественный голос.