Женя не гордилась тем, что
И тут, на бревне перед прудиком, под бормотание кающихся грешников, Женя поняла, что окончательно простила родителей. То есть совсем. Не любили особенно, ну так ведь и она тоже – не особенно. А после самых страшных лет так и вовсе никак… Женя еще помнила, как вдруг осознала, что не любит маму с папой. Вообще. Словно абсолютно посторонние люди, с которыми она волей судьбы провела детство и юность. Любящие – понимают, а они не понимали, зачем она сохранила ребенка, почему не оставила его в роддоме, ведь даже врачи предлагали. А почему сохранила, почему не оставила, Женя и сама не очень-то понимала. Не могла. Не хотела. Он был такой крохотный, такой беспомощный, такой
Звуки позади прекратились. Женя осторожно обернулась и так и замерла. Мужчины ушли, убедившись в ее безжалостности, и замерла она по другой причине: она увидела Риэля. Он стоял у открытого окна, обнаженный и действительно очень красивый. Почему я раньше не замечала? Сзади него нарисовался тан Хайлан и принялся целовать его в шею – вот потому Женя и окаменела. Не то чтоб ее смутили увиденные ласки. В конце концов не девочка и даже всякого рода порнушку видела, включая и гомосексуальную, как-то напились втроем с Люськой и Милочкой и посмотрели. Женя не столько кино помнила, сколько их комментарии и оглушительное веселье. Риэль чуть склонил голову, прикрыл глаза, и лицо у него было такое… какое, наверное, было у Жени, когда Вик целовал ее в основание шеи – весьма эрогенная зона, Женя просто млела под его губами. Руки Хайлана скользили по голой груди Риэля, спускались вниз – окно доходило Риэлю до пояса, но и по его лицу было ясно, что там, внизу, делали пальцы Хайлана. Он повернул голову, подставляя Хайлану лицо, и Женя подумала, как странно видеть целующихся мужчин, но это ничуть не менее красиво, чем обычная пара. Потом вдруг Риэль закусил нижнюю губу, лицо его исказилось – и не болью, стало
Наутро ее снова пригласили к завтраку. Тан Хайлан был все так же бодр, радостно сообщил ей, что Риэль дрыхнет, предложил в этом убедиться и ее отказ воспринял спокойно. С полчаса он просто рассказывал ей, какой Риэль замечательный, даже где-то трогательный, да как он нравится тану, и Женя не выдержала:
– Но если он так нравится вам, тан, зачем вы его мучаете?
– Мучаю? – усмехнулся он, не выказывая намерений порвать Женю в клочки. – Интересные муки… Ты же видела нас вчера. Не красней. Ты взрослая девочка. Что ты видела на лице Риэля – отвращение? Или страсть?
Женя промолчала. С кем поговорить решила? К совести воззвать? Дура. Ведь давно не шестнадцать лет. Тан намазал печенье каким-то паштетом, увенчал маленькой ягодкой и протянул Жене:
– Попробуй. Это замечательная штука. Тебе понравился. Ненавидишь меня? Не бойся. Ненавидь, если тебе так удобнее. Каждый имеет право на чувства, и уж наказывать кого-то именно за чувство просто глупо. Наказывать можно только за действия. Кстати, ты правильно сделала, что не простила моих обормотов. Не все можно прощать. К тому же им все равно положено наказание за рассуждения, кому с кем нужно спать. Я им плачу не за то, чтобы они… рассуждали. Ну как, вкусно? Давай я тебе еще сделаю, тут очень важно соотношение, чуть ошибешься – совершенно не то получается. Я знаю, что и Риэль меня ненавидит. И пусть. Ненавидит его сердце, душа, но вот тело, как ты видела, вовсе не возражает против моих ласк. Ему хорошо со мной, девушка. Уж поверь.
– Мы отличаемся от животных именно тем, что умеем сдерживать… свое тело, – заметила Женя. – Тем, что сердце, душа и разум у нас все-таки главенствуют.
Хайлан посмотрел заинтересованно. Ну да, как же, она изрекла величайшую мудрость.