Надежда на прошлое, или Дао постапокалипсиса (СИ)

  А потом в грудь вошла нестерпимая боль. Парень, содрогнувшись, закричал, и тут же запредельный свет озарил его. Сияние поглотило юношу, и он увидел самого себя, стоящего на коленях на вспаханном поле. Руки крепко-накрепко связаны, сзади к нему подходит Авраам Шестой. Пастырь держит кривой, остро заточенный нож. Архиерей молится Элохиму о грядущем урожае. Пастыря и парня окружает праздная толпа. Все богопольцы от мала до велика покинули избранный град, чтобы отметить начало посевных работ...

  Когда-то бог повелел пророку Аврааму Великому принести в жертву своего сына Исаака. И только в последний момент ангел отвел руку отца, готового пожертвовать во имя господа самым дорогим и любимым существом. Теперь же, после первого судного дня, Элохим прогневался на род людской и изменил свое решение. Теперь же велено приносит в жертву детей своих, дабы подтверждать любовь к всевышнему и дабы поля народа избранного всегда плодоносили.

  Вот только жалко собственных детей, посему лучше усыновлять жертв. Из чужой страны. Из чужого племени. От весны до весны пусть они живут в почести, дабы потом умереть во славу господа и будущего урожая.

  Авраам Шестой со словами благословения перерезает Юлу горло, юное тело опускается на рыхлую землю, и свежая кровь наполняет жадные нивы. Богопольцы вопят от восторга. К убитому подходят воины и отточенными до автоматизма движениям наносят удары, разрубают мертвеца на куски. Затем относят останки к силосной яме и скидывают туда. Дабы плоть сына божьего и сына наместника последнего пророка стала солью земли - удобрением.

  Юл не спас Хону, и Хона не спасла Юла. Девушка лежит привязанная к кровати под постоянным надзором послушниц. Живот ее растет. Байкершу, когда-то гордую и своенравную, насильно кормят и подставляют утку, чтобы в случае нужды, она испражнялась в нее.

  А потом Хона рожает ребенка. Из дитя получится отличный послушник или послушница, кои обитают в тереме господнем. Самой же байкерше урезают язык, и навсегда отправляют ее в дом невест господа, вдов сыновей божьих. Там она, как и десятки прошлых Ревек, обречена на рабский труд до конца дней своих. Там ее может посещать лишь сам архиерей, чтобы время от времени удовлетворить похоть. У Хоны, измученной и затравленной, нет больше тяги бороться. Мифический Элохим вполне реально деяниями фанатиков измолол в труху ее внутренний стержень. Она послушна и податлива. Она молча и равнодушно отдается пастырю или, быть может, воинам. Или кому прикажут. Или вовсе никому, просто работает как проклятая. А если невеста божья, всегда одетая в черное, появляющаяся на улице только с закрытым лицом, вдруг возжелает свободы и вздумает сбежать из избранного града, ее поймают, уличат в связях с сатаной и отдадут на съедение капланам.

  Это жестоко. Бесчеловечно. Абсурдно. Но только так и можно превозмочь свое естество, стать скотом божьим, послушной глиной в руках пастыря, пасущего народы, аки овец. Только так доказывается любовь к Элохиму, ибо верую, потому что абсурдно. А иначе это и не вера вовсе. Иначе не быть царству божьему!

   Юла окатили холодной водой. Сквозь пелену он увидел бородатое лицо архиерея.

  - Слава тебе, Элохим... - прошептал парень, - слава тебе...

  - Хорошего отрока послал нам господь, - сказало лицо, - в новом году быть великому урожаю. Даже жалко такого...

  - Слава тебе, Элохим, - Юл закрыл глаза и провалился в слепую темноту.

  В следующий раз он очнулся на кровати в тереме. Рядом сидела Хона. Под левым глазом у нее чернел огромный синяк. Заметив, что муж очнулся, девушка смочила в тазу тряпку и приложила к заклейменной груди.

  - Что у меня там? - спросил парень слабым голосом.

  - Красное колесо с двумя перекладинами... покраснение сойдет, не волнуйся...

  Парень кивнул и, сделав над собой усилие, улыбнулся.

  - Я не выдержу, - сказала Хона и по щекам ее потекли слезинки, - я скоро начну убивать.

  - Осталось потерпеть совсем чуть-чуть, зимой или, в крайнем случае, в начале весны мы уйдем, мы в любом случае попытаемся уйти или умрем...

  - Я не могу, Юл, я больше не могу притворяться. В кого я превратилась?.. посмотри на меня!

  - Не плачь, не надо, - парень поднял руку и вытер слезу с щеки байкерши.

  - Я не плачу, я никогда не плачу, ты же знаешь...

  - Знаю, - согласился Юл, - знаю, ты сильная. И ты справишься. Осталось немного. Мы... - младший правнук зажмурился от боли, и продолжил, - мы с тобой идем одним путем, но только сейчас я начинаю понимать, что не зря... ничего не зря. Это только первые наши шаги, мы еще повоюем. Я сделаю все, чтобы не было таких, как аврамиты, и ты... ты мне нужна...

  - Они принесли чашу, где был прах твоего прадеда, - Хона указала на стол молитв, где стояла бронзовая кружка, - они велели пересыпать туда зерно.

  - Вот, видишь, будет так, как мы захотим, а не как они. Потому что правда на нашей стороне, и она внутри нас. Ты потерпи еще...

  - Это ты терпи, - Хона улыбнулась, выжала тряпку и вновь прислонила ее к груди мужа.