Надежда патриарха

– Если он так хочет, пусть приезжает ко мне в резиденцию.

– Сэр, он же старейшина.

– А я – Генеральный секретарь. Спокойной ночи, Джеренс. – И отключил связь.

Я злобно посмотрел на свою сумку с вещами. Она стояла в другом конце комнаты. Пожалуй, мне слишком хлопотно было бы ее разбирать. На мгновение я подумал, что можно попытаться спать, не переодеваясь, просто закрывшись одеялом.

А зачем у меня здесь гардемарин с кадетом? Я уселся прямо и позвонил к ним в комнату:

– Ансельм? Зайди-ка, ты мне нужен.

Через несколько мгновений гардемарин проскользнул через соединявшую наши спальни дверь. Воротник у него был перекошен, как будто он одевался наспех.

– Да-с-ср?

– Моя сумка.

– Что с ней?

Я сердито указал на сумку.

– Дай ее сюда.

– Слушаюсь, сэр. – Он, пошатываясь, проковылял по комнате и едва не упал. Лицо его было красным. Он уронил сумку ко мне на кровать. – Что-нибудь еще?

– Повесь, пожалуйста, мою куртку. – Я попытался вытащить руку из рукава.

– В то время как она на вас надета? – Он хихикнул. Я с подозрением на него посмотрел:

– Дай-ка я понюхаю… да ты пьян!

– Я, – с достоинством ответил он, – не при исполнении. – И рыгнул.

Тут же гардемарина стало рвать. Он медленно согнулся, и его вывернуло прямо на мои ботинки.

– Ансельм!

Я попытался увернуться, но не сумел: мои нижние конечности словно сковало цементом. Гардемарин повалился рядом со мной и начал стонать. В отчаянии я отпихнул его.

– Дэнил! Иди сюда, быстро! Бевин! – Наверное, меня было слышно в номерах двадцатью этажами выше.

Вбежал кадет, на котором были только шорты с футболкой. Он резко остановился:

– Кадет Бевин докла… О мой боже!

– Убери это… этого типа отсюда! Не отпускай его… держи!

Но было поздно. Ансельм стал оседать на меня, нарушая с таким трудом обретенное равновесие. В следующее мгновение он упал на меня, оттолкнув Бевина на лужу своей рвоты.

Я со своего места как мог отстранял его. Бевин через мгновение пришел в себя и стащил Ансельма с кровати. Он протянул мне руку, я ухватился за нее и приподнялся.

– Убери его из моей комнаты! – Кадет затоптался на месте. – Ты что, не видишь, что он на ногах не стоит? Тащи его! – Немного поколебавшись, Бевин подчинился.

Мои ботинки и штанины перепачкались в рвоте. Вонь была страшная. У меня слезы стояли на глазах. Пожалуйста, Боже, не позволяй подобному случаться в моей жизни! Я был весь покрыт блевотиной гардемарина и не я мог очиститься.

Бевин просунул голову в щель:

– Могу я… Вам нужна помощь?

– Оденься, – простонал я. Он исчез. Через несколько мгновений он вернулся и встал, переминаясь с ноги на ногу в своих только что до блеска начищенных ботинках.

К этому моменту я уже расстегнул брюки. Неимоверным усилием переместил бедра на край кровати.

– Убери все это… помоги мне. Господи Иисусе! – Меня всего трясло.

– Сэр, не волнуйтесь, – успокаивающе промолвил он. – Здесь совсем немного, позвольте я все сделаю. – Он стянул мои брюки до щиколоток и снял их. Сбегал в ванную, вернулся с полотенцами, прикрыл грязь на одеяле. – Сядем в кресло, сэр. Одну минутку. – Он говорил таким тоном, каким я, помнится, обращался к маленькому Филипу, когда тот начинал капризничать.

Еще через несколько минут, чистый и успокоившийся, я вернулся из ванной. Дэнил спокойно сидел, наблюдая, как служитель отеля чистит и сушит одеяло.

– Надеюсь, вы не имели в виду, чтобы я сам этим занялся, сэр?

– Нет, спасибо тебе.

Я обнаружил, что мне трудно смотреть ему в глаза. Меня без конца колбасило от раздражения – он же заботился и ухаживал за мною.

Когда служащий отеля ушел, я подкатил кресло поближе к кадету и тихо спросил:

– Как долго это продолжается? – Я показал рукой на комнату Ансельма.

– Я совсем недавно знаю мистера Ансельма, – осторожно ответил кадет. – С тех пор, как он привез меня в Вашингтон.

Меня бросило в краску. Я предложил ему предать приятеля, даже хуже – старшего офицера. На Флоте не принято так делать.

– Простите, мистер Бе… Дэнил. Я хотел… – Я легонько шлепнул его по колену, словно хотел подбодрить. – Это очень трудно.

– Что, сэр?

– Быть парализованным.

А еще – быть Генсеком. Становиться старше и важнее. Жить не в согласии с Господом Богом. Он ждал.

– Дэнил, помоги мне выбраться из кресла. Нет, не на постель. – Я указал на пол рядом с кроватью, чтобы прислониться к матрасу. – Еще, а то я упаду.

– Что вы собираетесь делать, сэр?

– Молиться.

– На коленях?

– Не думаю, что иначе Господь меня услышит.

В детстве отец заставлял меня молиться, стоя на коленях. В наши дни это было не принято, я и почувствовал смущение перед мальчиком. Но я исполнился решимости это сделать.

Я не владел ни одним своим мускулом ниже бедер. Буквально упав на колени, я уселся на собственных ногах.

Я сделаю это!

Я наклонился вперед, сложив перед собой домиком ладони.

К моему большому изумлению, Дэнил Бевин опустился на колени рядом со мной. Он склонил голову.

– Я думал, твои «зеленые» – атеисты.

– Да, но я – нет, – немного вызывающе ответил он. Молитва была недолгой.