Надежда (Сергеевна)

Его окликнули из коридора — явно не на унилингве, поскольку транслятор не справился с переводом, — и Аскольд-Аристарх-Александр-Асер буквально вылетел за порог. Дверь захлопнулась. Мигнула лампочка сигнализации.

В зале повисла тишина.

— Вот, девочки, мы и попали, — сказал кто-то. — И что теперь с нами будет?

— А то вы не знаете, — горько вздохнула девушка, которая опознала в Аскольде Аристарха. — Нас продадут.

— Как? Когда? Почему? — послышались со всех сторон голоса. Девушки придвинулись ближе. Некоторые выбрались из своих закутков. — Откуда ты знаешь?

— Подслушала. Кто-то из них буркнул — мол, хорошая партия. Качественный товар, можно неплохой куш сорвать.

— Продать, — повторила рыжая. — Как рабынь, да? Но ведь рабства не существует…

— На Земле. А мы, если ты не заметила, тут. Неизвестно, где! И здесь может быть, что угодно.

— Мы — рабыни? — брюнетка содрогнулась, крепко обхватив себя руками за плечи. — Еще чего не хватало! Чтобы я — и стала рабыней? Чтобы меня — и продали? Какому-то старому развратному старикашке? Да я его…Да он у меня…

— Зачем обязательно старому? — с непонятной интонацией протянула рыжеволосая соседка Надежды. — Может быть, он будет молодой. Высокий, красивый… благородный… вы разве не заметили, как тут с нами обращались? Осторожно! Значит, мы представляем определенную ценность…Значит, мы можем диктовать свои условия! Мы же женщины! А женщины испокон веков правили миром… и мужчинами. В конце концов, Роксолана тоже сначала была рабыней. А потом стала повелительницей целого мира!

— Мечтаешь о том же? — усмехнулась брюнетка.

— А что? Мечтать не вредно! Вредно не мечтать!

Она выпрямилась, расправив плечи, и сверху вниз посмотрела на своих товарок по несчастью. Несмотря на худощавое телосложение, рыжая выглядела эффектно. «Такую фигуру только на подиум», — отстраненно подумала Надежда. Сама она не считала себя уродиной, сколько помнила, лишь в подростковом возрасте ее пугала собственная внешность — особенно когда лоб, нос и подбородок были усеяны прыщами. Но потом они сошли, и преобразившаяся фигура яснее ясного дала понять — ее обладательница красива. Но эта рыжая… Да и все они тут, если посмотреть, были красавицами. Ни одной сколько-нибудь серенькой мышки. Да, у кого-то из местных похитителей отменный вкус.

«У Аскольда или Асера, как его зовут на самом деле, — подсказала память. — Судя по всему, он всех нас так… обрабатывал!»

— А вот я ни за что не покорюсь какому-то инопланетянину, — воинственно заявила брюнетка. — Пусть даже не мечтает! Пусть только попробует — сразу узнает, где раки зимуют! Я ему покажу. Я им всем покажу, как меня похищать! Я — свободный человек. У меня есть достоинство… есть чувства, в конце концов! Я…

Голос ее сорвался. Девушка схватилась за горло, в темно-карих глазах ее мелькнул страх. То, что случилось с блондинкой, еще было свежо в памяти остальных. Тем более что вот она, лежала рядом, не вступая в разговор, вытянувшись во весь рост и даже, кажется, не моргая.

Понемногу разговор увял. Пленницы переглядывались, перебрасываясь короткими словами. Разговаривать никому не хотелось. На все лады повторялся один и тот же вопрос: «Что с нами будет?» Надежда помалкивала.

— Как тебя зовут? — окликнула ее рыжая соседка. — Меня — Ярославна, — вскинула она голову. — Что? Красивое русское имя. Старинное. «Плач Ярославны» знаешь? Вот меня в честь той княгини и назвали… Что улыбаешься?

— «Ярославна» не имя. Это отчество, — сказала Надежда. — Твои родители что-то напутали.

— Много ты понимаешь, — фыркнула девушка со странным именем. Отвернулась с гордым видом, но тут же решила сменить гнев на милость: — А тебя как зовут?

— Надежда.

— Тебя нам и не хватало, — понимающе усмехнулась она.

— Ты откуда?

— Из Москвы.

— Это понятно. А поточнее?

— Химки. Это теперь имеет какое-нибудь значение?

Надежда отвернулась. Разговаривать не хотелось. Ею овладела тревога и страх. А еще — обреченность. Она одна, в незнакомом мире, вместе с такими же, как она, похищенными для неизвестных целей землянками. Сейчас не важно, кто из них откуда привезен. Прошлое прошло. А впереди…

— У тебя дома кто-нибудь остался?