— Тебе нужно только поверить. Хочешь — вместе поговорим с Плутархом. Ему только дай возможность, он будет тебе рассказывать о скачках рейтингов в дистриктах, — я слегка улыбаюсь. — Вот видишь. Уже всё и не настолько мрачно. А потом, может, станет и ещё лучше, — он помогает мне подняться, и мы нормально усаживаемся на стулья. Рори застёгивает браслет, а я в это время смотрю на расписание на своей правой руке.
— Не можешь привыкнуть?
— Я вообще не понимаю, как к этому привыкнуть.
— Эртер говорил, что Кора вчера весь день то и дело бегала от умывальника к умывальнику в попытках его смыть.
— А их Коин ещё не приглашала? — спрашиваю я, возвращаясь к стеллажу и куче криво поставленных банок.
— Нет, во всяком случае, пока ещё не говорила, — я только качаю головой. Может, это только одной мне кажется странной. — Хотя, вроде, Плутарх предлагал нам всем быть в том видео, где мы говорим о том, что сбежали. Это было бы вполне логично.
Какое-то время мы молчим. Слышно только как я переставляю лекарства с места на место, и как тикают часы.
— Как Гейл? — мне уже порядком надоела эта тишина.
— Уже лучше. Постепенно привыкает. Хотя как-то мне жаловался на то, что по ночам слишком темно.
— Мне мама тоже самое говорит.
— А ещё он говорит, что кормёжка плохая.
— Не хватает мяса?
— Думаю, да, — слегка улыбается он. — Боюсь, что ещё пара недель на одной репе и картошке, и он сойдёт с ума, — вдруг Рори замолкает и как будто застывает. Я уже сама на себе узнала это чувство, только в отличие от него — мои переживания оказались почти напрасными. — Знаешь, — шепчет он, — я никогда не думал о том, что такое может произойти. Мы много чего пережили. Я помню, что было, когда Гейла наказали за охоту и с нами никто не хотел даже общаться. Я помню, как тогда обегал дома всех знакомых и у каждого спрашивал, нет ли работы для матери… Я помню, что когда мы прощались, мама и сёстры сильно плакали. А Пози просила тебя охранять. И все те девочки, что были так похожи на неё… И иногда я пытаюсь понять, как мне теперь с этим жить. Как сбежать от всех этих кошмаров, ставших вполне реальными… Но, кроме этого, есть кое-что другое. Сейчас почему-то всё это выглядит каким-то… поблёкшим? Точно это было не со мной. Мне даже от этого становится страшно.
— Это нормально. Такое бывает. Я и сама видела подобное не один раз, ещё там, дома, — говорю я, слегка приобнимая его. — Ты просто пытаешься таким образом сбежать от бесконечных переживаний.
— Знаешь, если бы я мог ещё хоть с кем-то об этом поговорить, кроме тебя…
— А Гейл? Или ты думаешь, что он не поймёт? — Рори, молча, качает головой.
— Дело не в том, что он не поймёт. Знаешь, иногда мне кажется, что я его тоже потерял, — я подвигаюсь поближе. Что он имеет в виду? — Такое ощущение, точно вся эта борьба, эта ненависть — единственное, что его держит тут.
Какое-то время мы сидим молча, только лампы противно дребезжат на потолке.
— Когда пойдём к Плутарху? Можем хоть сегодня.
— Хорошо. Я только закончу с уборкой, — разговор явно свернул не туда куда нужно. Хотелось его чем-то приободрить, а вышло ещё хуже. Я поспешно проверяю ряды лекарств и возвращаюсь к вороху пыли на нижних полках…
***
Яркие вспышки. Камеры двигаются из одного угла комнаты в другой. Откуда-то звучит тяжёлая пафосная музыка — видимо, чтобы настроение у всех было подобающее. Китнисс стоит посреди всего этого безумия в странном чёрно-белом костюме среди картонных руин какого-то города, прикрытого лёгким слоем искусственного тумана, и совершенно не пытается скрыть свою кислую мину.
— Ещё один дубль, миссис Мелларк, — доносится чей-то голос. Наконец, я различаю фигуру Хевенсби, укрывшегося в полумраке и, судя по всему, уже ненавидящего ту секунду своей жизни, когда он решил, что Китнисс — хорошая актриса. Актриса, может, и хорошая, но крайне упрямая. Музыка начинает играть по новому кругу. Китнисс делает шаг вперёд и, воздев руки куда-то наверх, сбивающимся (явно, что нарочно) голосом кричит людям Панема, чтобы они вставали на бой с Капитолием.
— Кто писал текст? Звучит ужасно, — шепчу я.
— Может, она импровизирует? Когда я был тут утром, она их призывала чуть по-другому.
Невидимый оркестр снова замолкает, потому что сестра в «патриотическом порыве» случайно растоптала реквизит.
— Да, Китнисс, — задумчиво бормочет бывший Распорядитель, — что-то вы сегодня явно не в форме.
— Такими методами в неё я никогда и не приду, — ворчит она, слезая со сцены. — О, кажется, у нас гости.
— Юная мисс Эвердин, — улыбаясь, замечает нас Плутарх, — добро пожаловать, — я подхожу к нему ближе и подаю руку в ответ.
— Я смотрю, эти браслеты приобретают популярность, — подходит к нам сестра. — Как первый рабочий день?
— Немного пыльно, — улыбаюсь я, хотя меня немного настораживает то, как она скачет от темы к теме.
— Мистер Хевенсби, мы пришли поговорить по поводу дистриктов, — напоминает о себе до этого затаившийся Рори.