Надежное средство для самых отчаянных

С тех пор каждый вечер Лера молилась перед этой иконкой, переписав молитовку с тыльной стороны открытки. Лера не задумывалась о Церкви или молитве, о Божьей Матери или иконах. Она даже не пыталась — мир так странен и непонятен, что девочка уже отчаялась иметь собственное твердое мнение. Очевидно только одно — Митрофаниха была ее союзником, в противовес другому союзнику, о котором лучше пока позабыть. Ведь теперь есть надежда, а значит, стоит попробовать.

И Лера усердно молилась. Вначале она даже удивилась: очень скоро мама действительно обратила на нее внимание, стала чаще интересоваться делами дочери. Но не смягчалась, не приближалась, а просто больше обыкновенного придиралась к пустякам.

Но даже от такого внимания Лера вздохнула с чуточкой облегчения — по крайней мере она чувствовала себя живой. К тому же теперь Лера что-то делала в этом мире сама, а не только выполняла приказы. У нее иногда даже кружилась голова от того, что она такая самостоятельная и молится втайне от мамы.

Однако к началу зимы Лера устала, а там и совсем истощилась, потому что молитва работала только наполовину: мама чаще устраивала головомойные выяснения отношений, задавала личные вопросы, требуя быстрых и искренних ответов. Лера отвечала, что ей недостает любви, и мама злилась. Но, если Лера не отвечала, то мама злилась из-за ее молчания. Этот натиск изматывал совершенно и лишал ее сердце сил и всяких надежд.

Лера отправилась на поиски своей союзницы и облазила все тепломагистрали городка, какие только смогла найти, но Митрофанихи так и не повстречала.

К середине декабря силы ее духа и вовсе исчерпались, бедолага забросила молитву. Приближался Новый год, который мама давно не отмечала. Лере же от противоестественной для праздничного вечера тишины хотелось реветь в голос. И она не стала ждать, а решилась уйти до Новогодней пытки.

Солнечным морозным утром она явилась в свою берлогу, прихватив и проклятое средство.

У ручья все уже переменилось — и хмель, и терновник, и могучая верба — все укрылось снегом, и голые ветви деревьев больше не препятствовали солнцу. Остров возвышался гладким холмом, как огромный оплывший и ометенный ветрами дворец изо льда. Холодная снежная пустыня поглотила все, к чему прикоснулась зима. Она поглотит и Леру, которую укроет до весны. А летом лесные травы разберут ее частицы для новой жизни, для нужной кому-то новой жизни.

— Пожалуйста! — вырвалось ее горе отчаянным тихим выдохом. — Кто-нибудь… Спасите меня…

Она взглянула на остров, как на последнего свидетеля ее исчезающего бытия, но из-за подступивших слез остров больше не казался сказочным ледовым дворцом, а скорей миром, искаженным и искривленным холодной высокомерной улыбкой.

Хотя, нет! Лера вытерла слезы и всмотрелась пристальней: на той стороне острова, хоть и плохо то можно было разобрать, кто-то жил в занесенной снегом хижинке, ютящейся на куске теплотрассы. Кто же еще это мог быть, как не блаженная страдалица и единственная Лерина союзница?

С радостью последней надежды и громким сердцем Лера пробралась сквозь снежные завалы к счастливому острову, обошла его по хрупкому льду и поднялась по тропке к хижинке, походившей скорей коробок из гнилых досок, щели между которых забиты старыми тряпками.

Митрофаниха очень обрадовалась Лере, гостеприимно счистила снег с грубой скамейки у входа и выстелила ее сухим тряпьем. Лера присела и сбивчиво, беззвучно рыдая и вздрагивая, поведала обо всем своему союзнику, с которым давно уж не раз беседовала мысленно. Митрофаниха внимательно выслушала и удивилась:

— Никогда не бывает, чтобы Божья Матушка оставила слезы ребенка горькими, — старушка пораженно вытаращила глаза и добавила раздельно: — Ни-ког-да!

Она подробно расспрашивала Леру о ее жизни, о ее молитве и ее чувствах. Наконец, хорошенько подумав и покрестившись с молитвой, она посоветовала:

— Знай: из твоей души вся радость вытекает. Как бы дыра у тебя, рана. Чтобы тебя любить, нужно дать тебе очень много нежности, гораздо больше, чем есть в этом мире. И тебе станет немного легче, совсем немного. Но жить в этом мире ты и вовсе не сможешь, потому что он твердый. Тебе самой нужно стараться выкарабкиваться немного. Поэтому, когда молишься, обязательно прости маму и скажи Божьей Матушке, что мама у тебя очень хорошая, и что ты сама виновата, что не хочешь терпеть простые вещи.

— Какие простые вещи? — удивилась Лера.

— Обыкновенные, простые, — улыбнулась Митрофаниха. — Ты же не больше имеешь от своей мамы горя, чем другие дети? Но почему же тогда тебе больней, чем другим? Потому что тебе не хватает радости, которая чинит души, как лейкоциты в крови чинят тело. Вытекает вся радость. Вот и помоги душе: начни терпеть без радости, радость и придет, и накопится. Шаг за шажочком она рану и заживит. Понимаешь теперь?