Встречи под открытым небом всегда более опасны, зато не впутываешь в дело хозяев подпольной квартиры, да и сам не ставишь себя в зависимость от них. На улице можно даже отпираться от человека, с которым назначил встречу. Ты видишь его в первый раз, понятия не имеешь, что за тип, слыхом не слыхал ни его имени, ни… чего–чего? Пароль? Какой еще пароль? Тайное задание? Не знаю и знать не хочу. Все правильно: спросил, который час. Да, да. Потом дал прикурить, что ж тут такого, если у человека нет спичек? Пожалуйста, докажите обратное… Он идет своей дорогой, я — своей… Так случается, если встреча назначена с мужчиной. С девушкой еще проще: захотел подцепить, понравилась, вот и подмигнул.
Встречи подпольщиков тянутся недолго. Решения принимаются сразу: да или нет. Скупой отчет о проведенной операции, уточнение будущей; как дела па фронте, что нового в мире. Даже самые сложные планы и те следует излагать в виде кратких распоряжений: сделай то-то и то-то! Передай кому следует! Выполнить и доложить! Здесь же, на улице. На ходу.
О глухие улочки, людные перекрестки, заброшенные пустыри, шумные площади, и ты, поляна, затоптанная ногами мальчишек, гонявших мяч, и вы, подворотни, сквозные проходы, парадные с двумя выходами! В особенности вы, низкие, расшатанные тыны! И вы также, гордые, высокие заборы с двумя–тремя досками, незаметными постороннему взгляду, которые означают не что иное, как тайный проход… Вас никогда не вспомнят в своих трудах историки, не перенесут в торжественные залы музеев, даже не поставят мемориальной таблички… Вы никому не ведомы сейчас, никого не заинтересуете и после Победы. Праздничные шествия и парады будут проходить на широких бульварах, вы же останетесь известны только почтальонам, шоферам такси, может быть извозчикам, просто потому, что знать каждый уголок города входит в их обязанности… Но вас будем помнить — мы. Правда, не все — те, кто останется в живых.
Мы не станем прославлять вас в пышных речах, нет, если и будем вспоминать прошлое, то только тихим, приглушенным голосом — все равно сразу же поймем друг друга… Оставайтесь такими, какими служили нам, погруженные в тишину, незаметные, хранящие стук наших шагов, произнесенный шепотом пароль, наше взволнованное, затаенное дыхание…
IX
Встречи с немцем еще продолжались какое-то время. Проходили они стремительно, молниеносно — как-никак человек убежал из фашистского концлагеря…
Сегодня Волох следил за ним издалека, с дальнего края железнодорожной платформы, закрытой для движения красным светом семафора.
Он сразу узнал Карла по тому, как он припадал на одну ногу. Затем расслышал и голос. Паровоз тяжело пыхтел, маневрируя, то приближаясь к вагонам (их было два), то снова удаляясь: ему не давали отправления немецкие часовые, расставленные вдоль товарных платформ.
— Зольдат! Зольдат! — услышал он негромкий голос Карла, говорившего, по–видимому, на диалекте, не то прусском, не то баварском. Карл просил солдат помочь ему пересечь путаницу путей: как бы не угодить с больной ногой под колеса паровоза. Голос Карла казался совсем слабым, в особенности в гуле станции.
«Как трудно было, — пронеслось в голове у Волоха, — договориться с машинистом паровоза, со стрелочником.
Успех операции казался крайне сомнительным, если и вообще она не была обречена на провал. Достаточно выпасть одному зубцу, и выйдет из строя вся система передач.
— Зольдат! Зольдат! — еще раз отважился окликнуть часовых Каря.
Те стали недоуменно оглядываться — откуда мог взяться человек, говорящий по–немецки? И этого мгновения оказалось достаточным, чтобы стрелочник успел перевести стрелку. Вагон с ботинками на левую ногу медленно поплыл вдоль платформы, чтобы уже никогда не встретиться с другим, груженным правыми.
«Мда. Пожалуй, риск был слишком велик», — пришел к заключению ответственный.
Подвергался опасности Карл, он сам, ученик из депо, не говоря уже о машинисте и стрелочнике. Конечно, этого требовало дело, и все же… Он мог бы сюда не приходить — одна ко надо же было когда-то принять боевое крещение, пройти первый экзамен!
Волох задумался. Конечно, он понимал: пустить пол откос воинский эшелон, да еще груженный снарядами, — вот это было бы настоящее дело…
Но где там! Маленький полустанок, мимо которого поезда проносятся, не сбавляя скорости, особенно теперь, когда у фашистов земля горит под ногами… Как бы оживился захолустный городок, как бы воспрянул, если бы пустили на воздух хоть один–единственный состав! Ну а пока пусть хоть этот вагон с непарной обувью окажется где-нибудь в тупике. Пусть побегают фашисты в одних правых ботинках, пусть набивают мозоли на пятках и, вообще, утратят немного спеси и гонора на порабощенной ими земле…