Надежный человек

 — Да, угадал, — подтвердил Волох. — Тогда, если хочешь знать, было намного легче, чем сейчас. Кому хочется, чтоб его раздавили, как муху на стене? Хочется такой жизни, такой… Действовать, а не ждать, когда раздавят!

 — Ты везучий парень, да, да. Знаю, что говорю! Мне тоже когда-то везло… Таким, как мы, не посылать на задания — идти самим… Когда-то везло и мне, но теперь закрутилось по–другому…

XXIV

…Уже высыпали в небе первые звезды — предвестницы ночи. Он сидел на самой верхушке дерева, машинально сорвав и поднеся к губам хвойную ветку, вдохнул сладковатый аромат и внезапно почувствовал, что его словно бы отбрасывает в другой мир — мир детства, родительского дома.

В ушах снова раздалось невнятное, еле слышное жужжание песни:

Я в лачуге родился,
Соломою крытой,
Спальней липа была мне,
Люлькою — корыто.

Он закрыл глаза. На этот раз не потому, что снова начал поддаваться дремоте. Сонливость больше не мучила его…

Он должен выполнить задание, которое поставил перед группой Зуграву, и сообщить результаты на следующий день.

И вот он заходит, как наметил заранее, в пекарню к Илие Кику. Застает его склонившимся над большим корытом теста и, не слишком таясь перед другими рабочими, просит уделить несколько минут. Они оказываются в каморке, служившей бригадиру складом.

 — Я предупреждал, что когда-нибудь загляну. Ну, рассказывай, как дела. Собственно, о том… — Он не совсем точно представлял, с чего начинать разговор.

 — Никаких дел у меня нет! — с досадой проговорил Кику. — Скрестил руки, как ангел небесный, и жду! Ты, кажется, этого и хотел?

Волох обвел глазами каморку: слишком уж ненадежны фанерные стены, разговор могут подслушать.

 — Туда не доносится? — спросил он погодя.

 — Если не будешь кричать во все горло, то ничего. Ну давай, давай, отчитывай…

 — Значит, стал вторым ангелом? Скрестил руки и ждешь?

 — Конечно, если ни черта не понимаю в светильниках, подсвечниках, свечах! — резко возразил пекарь. — В лампадах и в чем там еще… Одно только хочется спросить: где партия? Куда вы ее спрятали? Или же она вообще больше вам не нужна?

 — Послушай, Илие… — Волох вздрогнул, как будто пробудился ото сна. — Неужели ты совсем забыл това–рищей, с которыми мы вместе сидели когда-то в тюрьме?

 — Многих из них — конечно. Но есть и такие, которых забыть нельзя.

 — А сейчас — никаких вестей оттуда?

 — Какие могут быть вести? — Пекарь притворился, будто не понял вопроса. — Как-то выдалось несколько свободных часов, решил нанести кое–кому визит…

 — В самой тюрьме? Неужели может такое получиться? Ну, брат… Ты просто чудо на земле, вот кто!

 — Так уж и чудо! Сам же когда-то просил, неужели забыл, дорогой товарищ? Только поэтому я и позволил себе… освежить каналы, по которым поступают туда хлеб и медикаменты. А также кое-что другое… Туда не так уж трудно пробраться, если служишь в военной пекарне. Куда сложнее потом выбраться назад.

 — А сколько раз собирался бросить эту самую пекарню. Так что же там — живы хотя бы?

 — Пока еще живы, но ходят слухи, что должны расстрелять, — ответил Илие. — Только они в сто раз более живые, чем мы… Хотя и живем на свободе.

 — Видел кого-нибудь в лицо? — перебил Волох, чтоб увести пекаря от пустого разговора.

 — Некоторых заковали в кандалы, — тот не ответил прямо на вопрос. — С другими ничего не вышло: товарищи забаррикадировались в камерах и ведут переговоры с тюремным начальством, требуют немедленного освобождения. Короче говоря: в открытую борются! А ты как думал? Не прячутся, вроде некоторых. Не увиливают. Все стражники и надзиратели дрожат от страха. Это я понимаю! И говорят друг другу «товарищ» — не «брат мой».

 — Отлично, Илие! Их бесстрашие должно и для нас служить примером. Но ведь они находятся под стражей, изолированы, заперты в камерах, под дулами винтовок и пулеметов. Поэтому нет другого выхода. Зато у нас он есть. И мы должны использовать любую возможность. Вот хотя бы это… Проверь сначала, заперта ли дверь. — Достав из кармана какую-то бумажку, он сунул ее в лицо пекарю. — Скажи, дорогой товарищ, ты случайно не знаком с этим документом?

Кику взял в руки бумажку, повертел ее и тут же вернул Волоху.

 — Могу точно сказать. Знаком.

 — А если точнее?

 — Не будем забывать о конспирации, — наставительно проговорил Илие. — Сам же постоянно призываешь к бдительности.

 — В зависимости от того, где и с кем. Мне, во всяком случае, должен был сообщить. Неужели не понимаешь, что означает эта листовка? Пахнет обычной провокацией, парень!

 — Если не хочешь, чтоб нас услышали, говори сдержаннее, — напомнил пекарь. — Я несколько раз пытался увидеться с тобой, попросить совета. И что же ты?

 — Хотел! Это враги хотят… разобщить нас, натравить друг на друга, — продолжал Волох. — В частности, оторвать от верующих.

 — Я всегда считал вредным элементом всяких баптистов, адвентистов. Кажется, ты сам не раз так говорил?

 — Возможно. Но нужно учитывать время, обстоятельства. Гитлер всех притесняет, в том числе и религиозные секты.