— Если хочешь знать, то лучше всего для связи с арестованными использовать Илие Кику! Тебе ли об этом говорить?
— Исключается! — столь же энергично возразил Волох. — Сейчас нам нужны свежие люди, ничем не запятнанные, пускай принимают крещение. Ты же и возьмешь над ними опеку… Итак, Тудораке: если арестовали и если его…
— Но что все‑таки с Илие? — недовольным голосом спросил кельнер. — По–моему, как раз он помогал бежать тебе из тюрьмы…
— Когда прояснится ситуация, все станет на свои места. А ты пока занимайся своими делами. — Ты отдаешь себе отчет в том, какое задание поручает тебе партия?
XX
В конце того же дня, вернувшись после встречи с Хобоцелом, Волох застал в своей келье «инструкторшу из Кишинева». Илона сидела на диване, поджав ноги и прислонившись спиной к стене.
— Это ты? Ты?
Он постарался справиться с собой — чтоб не слишком прорвалось волнение.
Наклонившись к железной печурке, одним движением поджег заранее уложенные дрова; затем, уже почти полностью владея собой, распрямился и стал пожимать ее руки.
— Как хорошо, что я снова вижу тебя, — это главное, о чем ты должна знать. — Он не смутился оттого, что голос его прозвучал слишком громко, оттого, что почему‑то снял с нее теплый шарф, укрывавший ее шею и плечи, — он ничего сейчас не стеснялся. Только смотрел и смотрел на нее, не веря своим глазам. — Мне так хотелось повидаться с тобой! — повторил он. — Сколько раз выходил на контрольную встречу, последний раз даже показалось, что в самом деле вижу тебя. Представляешь?
— У меня все в порядке, — сдержанно проговорила она, словно стараясь прервать поток порывистых излияний. — И вообще все в порядке. Если бы ты еще немного опоздал, я бы тут распорядилась по–своему. Почему ты не закрываешь дверь, когда уходишь из дома? Так велит господь бог?
— А зачем? Господь дал, господь взял, да святится имя его, — произнес он молитвенным тоном. — Кто входит в этот дом, того присылают сверху, из Кишинева. Добро пожаловать в нашу обитель!
Только теперь она подала ему руку.
— Как хорошо, что ты здесь, дорогая! До чего же хотелось… — Он снова готов был начать поток восторженных излияний. — А теперь даже не знаю, с чего начинать. Придется давать подробный, обстоятельный отчет. Сначала только сообщу самые срочные новости.
— Подожди. Нужно объяснить и причину, по которой грешница, вроде меня, осмелилась явиться в эту святую обитель. Я не имела права рисковать, но…
— Зачем ты так говоришь?
— Да, не имела права и все же пришла, — откровенно призналась она, хотя внутренне была недовольна собой.
— Ничего страшного; в конце концов, сестра Параскива уже видела тебя здесь, — он пытался помочь ей, как‑то облегчить необходимость оправдываться.
— Еще бы… Эта ваша «сестра» вряд ли вообще что-либо забывает. — Она поняла, что он намекает на первый визит в эту комнату, когда ей пришлось здесь заночевать. — И она меня помнит, и я ее. В то утро, увидев, что я выхожу из кельи, и не понимая, откуда взялась и что ищу, подняла крик на весь двор…
Наступила пауза. Она поднялась с лежанки, сбитой из нескольких досок, подошла к окну, слегка откинула край ситцевой занавески, однако сразу же опустила ее.
— Я решила: была не была, отправлюсь в гости!
И снова села на диван, выпрямив спину — чтоб не расслабиться, в одно мгновение превратившись в прежнюю «инструкторшу из Кишинева», строгую, неприступную.
— Подожди, Илона, не сейчас! — чувствуя смутную тревогу, сказал он. — Может, чего‑то поешь? Побегу, пока не поздно, к сестре Параскиве… После этого поговорим. Отчет будет долгим.
— Не нужно. И вот о чем хочу еще тебя попросить: никаких докладов и отчетов. К месту нашей встречи тоже больше не ходи. Все отменяется.
— Я давно это понял, — с затаенной горечью прошептал он. — Связь отменяется, сжимается кольцо вокруг меня. Поэтому ты и не выходила на встречи…
— Не только с тобой. Я ведь сказала: отменяются все без исключения контакты.
— Как? Даже с тобой? — Он потрясенно посмотрел на нее, потом еще и поднял руку, указывая перед собой. — Это невозможно!
Волох весь окаменел, не слышно было даже его дыхания, он смотрел в одну точку, ничего перед собой не замечая. Она же, только что решив было уходить, теперь передумала. Снова уселась поудобнее, приняв прежнюю позу — поджав ноги и прислонившись спиной к стене.
— Мне нужно уходить сию же минуту, — проговорила она после короткой паузы, словно бы про себя, не обращаясь прямо к нему. — Возможно, все еще будет по–прежнему, вернусь к делам. Возможно, нет. Но это не имеет значения, ни в коем случае. И загадывать наперед….тоже нельзя. Будет как будет.
Теперь она казалась совсем другой, словно витала мыслями в каких‑то иных мирах.
— Что тебя волнует, дорогая? — Слова вырвались у Волоха сами собой. — Ты ведь не одна на свете. У тебя есть работа. Борьба.
— Да, это у меня есть. В противном случае я, наверно, так бы не говорила. Но почему ты все время стоишь, будто гость в собственном доме? — Она только теперь заметила, что он все еще стоит у порога, подпирая дверь. — Проходи, садись возле меня. Не съем, представитель мужской половины человечества!