Надгробные речи. Монодии

О Смирна, до сих пор затмевавшая красотою и изяществом все города, а ныне разрушениями превзошедшая Родос![154] Тебе суждено стать знаменитой среди эллинов тем, что «вторая попытка бывает менее удачной»[155]. О день заупокойных жертв[156] для всех единоплеменников, о роковой день[157] для всех эллинов! Ты обезглавил целый род[158], ты лишил его глаза![159] О украшение Вселенной, театр Эллады[160], одеяние Нимф и Харит![161] И я смог всё это вынести! Где мне теперь оплакивать тебя? Где здание городского совета?[162] Где собрания юношей и старцев, где шум рукоплесканий? Говорят, и у подножия Силила некогда существовал город, который погрузился на дно озера[163].

О Смирна, давно ли я воспевал тебя в гимне![164] Что за скорбная участь тебя постигла, вовсе тобою не заслуженная! Ныне всем птицам следовало бы броситься в огонь[165], ибо им объят город, всему материку — остричь волосы, ибо город лишился своих кудрей[166], рекам — течь слезами, кораблям — отплывать под черными парусами![167] О Мелес, текущий через пустыню! О погребальные плачи, сменившие прежние радостные песнопения! О песнь лебедей и хор соловьев, настал ваш черед![168] Если бы Горгоны были живы, они оплакивали бы не Медузу и не свой собственный глаз, а глаз Азии[169]. Разве не достигла твоя слава Босфора, нильских порогов или даже Тартесса[170], о божественный город? Разве может это несчастье ограничиться Массалией или Борисфеном? Кто из эллинов забрел так далеко от Эллады, кто из варваров столь дик и неподвластен разящим стрелам[171] и колдовским чарам Смирны, чтобы не полюбить ее или не страдать из-за нее, пусть зная о ней лишь понаслышке? Говорят, что дочери Гелиоса, оплакивавшие своего брата, в конце концов превратились в тополя[172], а их затвердевшие слезы — в янтарь. Тебя же, о прекраснейший город, должны оплакивать сами деревья!

ДОПОЛНЕНИЯ

ДРЕВНЕГРЕЧЕСКИЕ НАДГРОБНЫЕ РЕЧИ V В. ДО Н. Э. — IV В. Н. Э.

Горгий НАДГРОБНАЯ РЕЧЬ Фрагмент

<...> Разве не было у этих мужей качеств, которыми они должны были обладать? И разве обладали они качествами, которых у них быть не должно? Пусть же мне хватит сил сказать то, что я желаю, и пусть у меня явится желание сказать то, что я должен, дабы мне и гнева богов миновать, и зависти людской избежать! Ибо этим мужам была присуща внушенная богами отвага, но дан свойственный людям конец. Не раз они предпочитали человеколюбие и милосердие суровой справедливости, а букве закона — прямоту суждений, полагая, что важнейший божественный и всеобщий закон состоит в том, чтобы говорить и делать то, что нужно и когда нужно, и не говорить и не делать, чего не нужно и когда не нужно. Но более всего они тренировали в себе два качества, каковыми обладать необходимо: разум и силу, первый проявляя в решениях, вторую — в свершениях. Заботясь о незаслуженно претерпевших и карая незаслуженно преуспевших, они презирали выгоду и смирялись перед долгом. Рассудительностью ума они сдерживали безрассудство силы, были дерзки с дерзкими, законопослушны — с законопослушными, безопасны — для тех, кто безопасен, ужасны — для тех, кто ужасен. Свидетельством тому являются боевые трофеи, каковые они установили:[173] Зевсу в знак почитания, о своих заслугах — в напоминание. Им не были чужды ни воинственный от природы дух, ни освященная законным браком любовь, ни бряцающая оружием война, ни любящий красоту мир. Благодаря присущей им праведности были они благочестивы к богам, благодаря почтительности — внимательны к родителям, благодаря беспристрастности — справедливы к согражданам, благодаря верности — бескорыстны к друзьям.

Вот почему, несмотря на то, что они умерли, наша любовь к ним не умерла вместе с ними, но живет, бессмертная в смертных телах, хотя их уже нет на свете.

Лисий НАДГРОБНОЕ СЛОВО В ЧЕСТЬ АФИНЯН, ПАВШИХ ПРИ ЗАЩИТЕ КОРИНФА