Надёжный флюгер. Юмористический фантастический роман-боевик

Загруженные тёплой одеждой и провиантом, кони Сержа и Мальвы нетерпеливо били копытами, ожидая, когда же лихие всадники помчатся в дальний неведомый путь. Разумеется, очень и очень опасный.

– Ван Цы,– сказал Серж,– ты будешь здесь единственным и полномочным представителем фирмы «Вакулов и компания». Попробуй застолбить для нас участок на Кербинском прииске, в крайнем случае, на Херпучинском. Хватайся за всё, даже за право организованной добычи кедрового ореха или рыбы. Думай, торгуйся – не продешеви!

– Ван Цы не продешевит,– сказал китаец.– А если продешевит, значит, это будет не Ван Цы, а совсем другой человек, глупый и смешной.

– Добудем клад – деньги на троих поделим, не обидим. А если вдруг погибнем, то представителям и руководителям компании нашей и всем честным людям сообщишь, Ван Цы, что мы заблудились в тайге,– пояснил Серж. – Получается сурово, но справедливо.

Китаец, в знак согласия, кивнул головой.

Мальва махнула на Ван Цы рукой:

– Прощай, Ваня! Вернусь – поцелую! А может, и большее получишь.

Серж и Мальва пришпорили лошадей и галопом помчались. Надо было срочно уходить… подальше от Керби, быстрее укрыться в ночи от посторонних глаз.

Ну, как же и тут было обойтись без автора, без писателя-либерала, под фамилией Рында? Просто, невозможно. Теперь он оказался рядом с анархистами, что гостили у Никифора Корнева.

Глубокой ночью его дочь, синеглазая Евдокия, вывела Павла, Юлию и Афанасия за пределы горного хутора. Сделать это было не сложно. Здесь, почти в гольцах, не требовалась усиленная охрана поселения представителей весьма странной веры в Христа.

Не скоро ещё новая власть дотянется загребущими и кровавыми руками до затерянных таёжных урочищ, почти забытых Богом, но со своим строгим суровым укладом и витиеватыми законами. Только в начале тридцатых годов минувшего века начнётся, так называемое, освоение…

Никифор ночью гостил у вдовы Акулины. Он, с благословления батюшки таёжного Питирима, всё же, решил завести себе новую жену. И душа, и плоть требовали женского внимания и участия. Всё было между ними пристойно: молитвы, беседы о Господе за чаем. А то, что атаман иногда оставался у Акулины на ночь – не грех, ибо такое было практически публично оговорено. Каждый знал: не произойдёт между Никифором и Акулиной преждевременного телесного сближения. Бога они почитали и правила общины тоже. Коренные люди таёжных мест, большей частью, богобоязненные и суеверные люди.

Анархисты поняли, что задерживаться им у Никифора больше нельзя. Сгущались над ними тучи. Многие из общины Христианских таёжных мстителей, особенно Питирим, явно желали «праведной казни черепоносцев». Но, если, по чести сказать, то при всей своей строгости, всё-таки, понимал многое и главное людей, имеющих различные убеждения.

Довольно умело воспользовалась Евдокия отсутствием отца в доме. Она вывела анархистов к распадку и сказала:

– Провиант в дорогу вам дан. Уважьте просьбу мою: зла на нас не держите. Хоть и тятя мой – атаман и слово его много значит, но есть люди в наших горах, которые не шибко-то вас любят-почитают. Батюшка Питирим на звук из винтовки так стреляет, что иной и вспомнить-то не успеет, что при оружии. Я не лошадей, ни оружия не смогла добыть для вас. Да и у нас такое совсем не возможно. Кругом – глаза и уши.

– Спасибо тебе, Евдокия. Ты и так для нас многое сделала. На том спасибо. Благодаря тебе, мы в живых-то остались,– Юлия пожала девушке руку.– Добрая ты душа. Гораздо больше добрая, чем другие. Мне такое не дано…

– Так ты, что, в семье, вправду, одна, Евдокия? – Ни с того – ни с сего, спросил Павел.– Вроде, Никифор Гаврилович говорил, что и братья, и сёстры у тебя имеются. Или мне послышалось?

– Ни одна я, конечно. Старшая сестра Матрёна замужняя… здесь, на хуторе, за Васькой Седым,– ответила Евдокия.– А старшие братовья отступили… от веры. Спаси их Господи! Ушли из наших мест давно, где-то воюют. Только за кого и против кого, никто не ведает.

– Всяко случается,– Афанасий опусти голову,– но я хотел сказать, Евдокиюшка, не о том… Про другое тебе желал сообщить.

– О чём же хотел ты поведать, Афанасий? – С трепетом спросила Евдокия.– Говори, однако. Я выслушаю. Мне приятен твой голос, да и взор.

У неё от волнения перехватило дыхание.

Понятно, что и Афанасий находился и в смущении, и в смятении.

– Поведаю тебе прямо, как на духу,– признался он,– полюбилась ты мне. Запомнилась даже очень.

– Ты мне тоже,– сказала честно и открыто Евдокия.– Так вот тогда собирайся и сватайся. Буду ждать. Тятя моей воле перечить не станет, хотя и законы у нас больно строгие. Но моя воля его желанием станет…

– Я теперь всегда буду в счастье преобладать. Вот сделаю дело, – Афанасий был переполнен радостью,– и вернусь к тебе, Евдокия. Ты же ведь точно меня будешь ждать?

– Да,– Евдокия открыто смотрела ему в глаза,– моё же слово ты слышал, Афанасий. Ведь как сказала, так и сделаю, так и поступлю. У нас тут простое слово клятве равнозначно. Приходи, и мой тятя всё решит.