Надёжный флюгер. Юмористический фантастический роман-боевик

По таёжным дорогам и тропам пробивались к Чукчагирскому озеру и дальше многочисленные группы людей, пустившихся на поиски золотой головы и сокровищ. Топорами, палашами, саблями торили они себе путь в непроходимых зарослях. Тонули с лошадьми и поклажей в быстрых реках и топких болотах, срывались с круч. Вроде бы, смешно и грустно.

Ведь это были, в основном, жители сёл, где располагались богатейшие прииски, Кербинский и Херпучинский. Здесь и, по сей день, имеются довольно солидные запасы россыпного золота высокой пробы.

Люди шли на поиски сокровищ, надеясь быстро разбогатеть… не тратя на нелёгкий путь много времени и труда. Так бы им желалось… Ведь, казалось бы, работай, старайся, богатей. Ведь ещё много в ручьях и речках рассыпного драгоценного металла. Новой власти пока, – год-два,– будет не до строгого контроля и учёта природных богатств России. Ей бы прибрать то, что под руками и раздарить своим верным вассалам и самым приближенным к ней холопам.

Велика и безгранична человеческая глупость и алчность. Всё повторяется, не только доброе, но и злое, неприятное, неприемлёмое. Ничего с этим не поделаешь. Много об этом можно и нужно говорить. Не всё ведь ещё сказано…

Надо отдать должное либеральному писателю Рынде, который успевал следовать почти везде и всюду за своими героями.

На поваленном дереве сидела Груня, беглая жена одноглазого Митрохи, а рядом, с местами пробитой пулями гитарой, в шинели, бывший белогвардейский поручик Виктор Оренский. У их ног лежали дорожные мешки и винтовка. Револьвер покоился у Оренского в кобуре.

Конечно же, рядом с ними в невидимом состоянии находился и Роберт Борисович. Он знал, великий выдумщик, что история этой любви будет трагична. Без таких поворотов не обойтись, тем более в авантюрном, приключенческом романе. Рында ведь писатель, а не какое-нибудь там дерьмо, выброшенное мутной волной безвременья на жуткий берег действительности.

Груня была относительно спокойна, насколько такое возможно в сложной жизненной ситуации.

– Витя, а ты и вправду меня любишь? – в который раз спросила она у своего возлюбленного. – Простую бабу, деревенскую.

– Конечно, Грушенька, конечно. Зачем же ты сомневаешься?

– Хорошо-то как! Но я вот по ребятишкам своим скучаю.

– Пройдём с тобой в Маньчжурию и скоро вернёмся. Даст, возможно, Бог, придём в эти края со святой освободительной миссией. Был бы жив атаман Калмыков, командир наш славный. А если нет, то и другой найдётся. Были же добрые командиры и остались. Видно, многие уже там, в Маньчжурии.

– Мне бы, Виктор, дочек потом с собой взять. В тоске я очень.

– Милая моя, Груня,– Оренский нежно обнял её,– всё будет хорошо. Я чувствую. А муж твой, если не дурак, то всё поймёт.

– Ох-ох, ничего он не поймёт. Он дурак и злой. Понятно мне, что нам надо уходить за кордон. Ещё придётся перебираться и через Амур. После – в страну Китайскую. Как ещё там всё произойдёт и получится?

– Грушенька моя, я полагаю, что там не хуже, чем здесь. Ведь не может быть уже хуже. Не бывает хуже… Жаль, что нет лошадей у нас. Но всё будет нормально. Я хочу, чтобы было именно так. Я буду стараться.

– Я очень верую в тебя, Витя, как в Бога, даже больше, чем в Господа нашего. Да простит мне он слова мои грешные! Но то, что говорю, то так ведь и есть.

– А у меня и слов-то не находиться. Просто не существует ни в одном языке мира таких слов, которые смогли выразить то, как я тебя люблю.

Они оба услышали явственный треск пересохших сучьев под чьими-то ногами. Но всё произошло очень быстро.

Из густых кустов ольшаника на поляну со злорадной улыбкой вышел одноглазый Митроха. С винтовкой наперевес, он шёл прямо на Груню и Оренского. На лице его читалось удивление, но не столько это, сколько радость предстоящей и скорой мести.

– Не двигайся, ваше благородие! А ты, Груня, в сторону от него отсядь! – Злорадно предупредил Митроха.– Я вот поохотиться от своих отошёл, а случай мне вас послал, голубчиков. Славная охота вышла. Здорово всё, ваше благородие!

– Грушенька, – сказал тихо Оренский,– отойди от меня в сторону! Прошу тебя! Умоляю! В тебя он стрелять не станет!

Но Груня изо всех сил вцепилась в руку Оренского.

Он пытался разжать аккуратно её пальцы, но не мог. Почти мёртвая хватка.

– Чёрт одноглазый, Митрошенька, ты уж прости, я полюбила Виктора! – Запричитала Груня, оставаясь на месте.– Сил моих нет! Убей меня – его не тронь!

– Господин Митроха, свинья ты красная,– Оренский старался держаться спокойно.– Ты не способен убить офицера царской армии России! Кишка тонка! Ты можешь лишить жизни только беззащитную женщину, ту, которая родила тебе детей! Такой ты вот и есть!

– Ишь, ты,– Митроха сплюнул,– какая любовь то громадная меж вами случилась! Каждый подохнуть желает. Огонь на себя вызывает… А мне вот и обидно. Меня бы так вот кто-нибудь возлюбил, – сказал Митроха. – Но ты борзой беляк своё получишь, не волнуйся! Уж я-то стреляю, ни тебе чета! А ты детей бросила, Грунька! Ты ж, получается, подлая баба! Тварь жестокая, без сердца! Разве такие бабы имеют право на жизнь? Никак, не имеют.