Грузовой лопастной пароход-сухогруз «Быстрый», один из тех, что не так давно верой-правдой служил царскому режиму, еле тащился вверх по Амуру. Будто, из последних сил, борясь с мощным течением, он, хоть и медленно, но шёл к месту назначения. Пассажиров на нём не имелось, и «Быстрый», волоча за собой небольшую баржу с сахалинским углём, выполнял роль буксира. Конечной точкой его маршрута был Хабаровск. До него ещё оставалось очень и очень немало вёрст. Да и речных милей, если таковые значатся в судовых журналах «малых» флотов.
Рында не потрудился стать невидимкой. Скорей всего, потому что находился под определенным градусом и в некотором смятении и разочаровании от опрометчивого поступка своей, уже можно сказать, бывшей супруги.
Он смело и решительно подошёл вместе с Фолиным и Петровым к капитану «Быстрого». Надо же было ему, как автору, дать определённый указания героям своего бессмертного и правдивого романа.
Чёрный дым из высокой трубы, словно длинная лента, тянулся за пароходом. Его несло к сопкам, что шли по правому берега Амура неровной грядой.
– Господа чекисты,– предупредил их капитан «Быстрого».– Я прекрасно понимаю, что вы пересели со своей амгуньской лайбы на мой пароход, чтобы добраться до места назначения. Сообщаю вам клятвенно, что идём мы до Хабаровска с ответственным грузом – сахалинским углём. Потому вы должны знать, что мы не станем пришвартовываться в селе Пермском. А что касательно стойбища Верхняя Эконь, такое исключено полностью и окончательно. Там не имеется доброго причала.
– Да, ты у меня, недобитая контра, под расстрел пойдёшь! – Грозно сказал Фолин.– За саботаж и срыв ответственного партийно-государственного дела!
– Он правду говорит,– меланхолично заметил Петров.– Пристрелит запросто, и с него взятки гладки. А мы, отец, и так со всякими пересадками в Николаевске много времени потеряли. Войди в наше положение.
На Рынду никто не обращал внимания. Вероятно, судовой начальник принял его за чекиста или просто, какого-нибудь, переодетого в невесть что, красноармейца.
Капитан парохода стал возмущаться, жестикулировать руками, доказывая капризным и очень… уполномоченным пассажирам, что причалить к опасному берегу… почти невозможно. Такое действие опасно и преступно.
– Да я же на Экони своей махиной-пароходищем весь их дебаркадер сомну… раздавлю в порошок, – пояснил капитан.– Если только заякориться, а вас на берег шлюпкой доставить. Но опять же на такой быстрине… Чревато последствиями… страшными! Да ведь у нас ещё на прицепе и баржа с углём. Может её развернуть. Правда, одно радует, что против течения идём. Не развёрнёт, возможно. Но, всё одно, опасно.
– Опасно в ствол пулемёта мочиться, – сурово и ехидно резюмировал Фолин.– Его механизм заржаветь может.
– Ну, если у вас такой механизм, что заржаветь может,– согласился капитан,– тогда, и хрен, и редька с вами!
– Запомни, капитан, что сделаешь ты всё это по великой революционной просьбе ответственного работника ГубВЧК Емельяна Фолина, что равносильно приказу,– сообщил Петров.– Не сомневайся, скоро и здесь, у вас установится настоящая Советская Власть.
– Надо мной вся власть – мой пароход «Быстрый»,– ответил навигатор.– Если он будет в существовании находиться, то и я не помру с голоду. Попробую причалить. Но запомните! Вы мне, все трое, не указ!
– А этот третий гражданин,– пояснил Фолин, – не с нами. Это просто нечистая сила. К тому же, проамериканского типа. Напакостить он нам не сможет, хоть и уверяет, что всех нас тут придумал. Одним словом, тупой недоносок, с африканской фамилией.
– Я чистокровный поляк,– возмутился писатель-либерал. – Я – потомок шляхтичей и самого… короля Казимира Лисовского. У меня – голубая кровь!
– Как у таракана,– улыбнулся Петров.– Мне в жизни всякие чудеса встречались, так что просто удивляться некогда.
– Да вы, к тому же, ещё все трое допились до белой горячки,– проворчал капитан.– А может, вы переодетые американцы? То тогда я вас просто буду отправлять на тот свет. На земле без вас почище сделается!
– Ты полегче, старик,– возмутился Емельян.– Кто тебя дал право оскорблять чекистов? Отвечай! Если бы ты нас обматерил, то я бы и не среагировал.
Рука Фолина потянулась к кобуре парабеллума.
Но Петров загородил своим телом старого капитана и тот, выразив свои эмоции не совсем нормативом лексикой, удалился.
Переглянувшись, чекисты Емельян Фолин и просто Петров ушли почти на самый ют и примостились на скамейке-банке. С вещмешками, по-дорожному одетые. Емельян самодовольно закурил папиросу.
В данной ситуации Рында сообразил, что ему необходимо срочно сделаться невидимым, ибо он-то знал, что разговор сейчас произойдёт не очень простой. Ведь погибать на будущих страницах собственного произведения у него не имелось никакого желания. Да ведь он ещё поживёт и послужит верой и правдой США, да и Англии тоже.
Ему оставалось только слушать и наблюдать за тем, что происходит.