– Мы с тобой, Петров, часа через три-четыре будем на месте,– самодовольно улыбнулся Емельян. – По моим подсчётам мы опережаем свору кладоискателей на три-четыре дня, а то и все шесть-семь. Клад анархистов, считай, мы уже почти взяли. Золото и драгоценности пойдут на нужды нашей партии.
– На нужды наших партийных царьков, их лакеев и кремлёвских потаскушек.
– Не понял! Я по-революционному тебя не понял, Петров. Это что за такой контрреволюционный саботаж с твоей стороны?! Что за оскорбительные тоны?
– Слушай, Фолин. Я решил тебе довериться. От моих слов зависит всё!
– Ну, давай, Петров, доверяйся, выкладывай, что у тебя на душе. Такое мне даже очень любопытно.
Само собой, слова Петрова насторожили Фолина. Но он виду не подал.
Приученный, как и Петров, ни чему в жизни не удивляться, Емельян Алексеевич, всё-таки, никак не мог поверить в то, что Петров есть враг революции. Значит, получается, что недруг и большевистской партии, и всего народа. А как же ещё? Только так.
– Короче! Я за тобой, Емельян, приставлен следить, присматривать, – чистосердечно признался Петров.– Некоторые ответственные товарищи из ГубВЧК считают тебя не совсем политически зрелым и надёжным чекистом. Я, в случае чего, имею разрешение и даже негласное распоряжение убрать тебя, как последнюю гниду.
– Не понял!
– Сам товарищ Михаил приказал. Есть сведения, что ты – скрытая контра – имел связь с атаманом Калмыковым. А теперь – и бело-китайский шпион.
– Я?! Ты что, сдурел, Петров? Лёня, ну, ты посмотри на меня. Какая же я, к чёрту, контра? Я лично сестрёнку свою родную чуть на тот свет не отправил. Лично! Ради светлого будущего нашей необъятной Родины! Ну, служил я немного у белых, но не у Калмыкова, а какой-то месяц-полтора у… Мамонтова. И совсем чуток, когда попал под Омск, у Колчака. А теперь я ответственный большевик и партийный весь. Я каждой каплей крови чекист и большевик!
– Я, может, тебе и верю, Фолин. Но если товарищу Михаилу, что в башку войдёт, то пулей только и вышибить можно.
Разумеется, Емельян не совсем верил словам своего подчинённого. Но, всё-таки, обида так и вырисовывалась на его физиономии. Ну, как же так? Ведь он, Фолин, лично и почти всегда верой и правдой…
Конечно же, свидетелей их беседы не имелось. Невидимого Рынду таковым можно не считать. А капитан находился от них далеко, стоял на мостике, покуривая трубку,
Один из матросов старательно крутил колесо штурвала, пристально вглядываясь в речную даль. А чайки истошно орали наверху, почти в небе, купаясь в чёрном дыму парохода.
– Емельян, послушай! – откровенно сказал Петров, – клад, конечно же, возьмём мы с тобой. Но ты – смертник. Тут – факт. А там не известно, что в дальнейшем и со мной-то будет, не смотря на моё боевоё балтийское прошлое.
– Договаривай!
– Берём с тобой золото и драгоценности и уходим в Маньчжурию, а там во Францию или Англию. Откроем своё дело за бугром, Емеля. Да не смотри ты на меня волком! Ты – мертвец во всех случаях, если не поддержишь меня. А ведь тебе и мне можно и нужно ещё пожить. Понимаешь?
Емельян старательно изображая добродушную улыбку, часто закивал головой.
Он осторожно, стараясь, чтобы этого не заметил Петров, потянулся рукой к кобуре.
– Да не лапай ты свой парабеллум, Фолин! Не дергайся! У тебя там, в магазине, нет ни одного патрона. Я позаботился. Все боеприпасы у меня, в дорожном мешке.
– Сволочь! Ну, хорошо. Ты меня убедил. Но почему это я должен с тобой делиться? Почему, Петров?
– А почему я с тобой делюсь? Не понимаешь, Фолин? Объясню. Нам надо выследить Гришку Рокосуева с его бандой, ну, не с бандой, а группой анархистов. Когда они возьмут клад, мы без особого труда перестреляем их из засады. Вдвоём, понятно, такое сделать – надёжнее. И никто нам не должен помогать, никакие такие красные… нанайцы.
– Там должна существовать партийная ячейка. Там немного, но есть… красных нанайцев. Обязательно и непременно!
– Где и когда ты, Фолин, видел красных нанайцев? У тебя, что с головой, не ладится? У тебя Барахчан из головы последние мозги вышиб?
– Да ты оборзел, Петров! Впрочем, давай шелести языком дальше!
– Да и нам не нужны свидетели! Это раз! И два… то, мне придётся повториться, что не существует в природе ни одного нанайца, ульча или нивха, который бы всем сердцем полюбил большевиков, тем боле, чекистов. Притворяться они могут, а потому – и опасны. Патроны к парабеллуму получишь только на месте и в тот момент, когда нужно будет стрелять. План такой: я целюсь в тебя, ты – в них.
– Ты, Лёня, молодец! Ты герой! Ты всё продумал. А ведь я, грешным делом, всегда считал тебя полным дурачком, мешком с гнилыми портянками. Одним словом, ты меня убедил. Твой план, Петров реален. Сделаем дело, а потом, чёрт с тобой, пойдём в Маньчжурию или, как там она ещё называется, в Маньжу Го.
Петров стал улыбаться во весь рот, радовался, что всё получается именно так, как задумал он. Емельян обнял его левой рукой, а правой вытащил, откуда-то, из-за пазухи нож и нанёс Петрову резкий и точный удар в область сердца.