– Юбка и прочее с украшениями для моей Евдокии. А вот тестю, Никифору, костюм, рубашка, галстук и штиблеты. Оно понятно, ихний атаман, покажется диким горным христианам и не совсем своим человеком,– пояснил Афанасий, демонстрируя костюм Павлу и Юлии,– то такое, возможно, на руку всей мировой анархии. Скажу очень грамотно. Дискредитация политического оппонента – пятьдесят процентов основной задачи по его, хотя бы, моральному уничтожению.
– Верно сказано, малина-земляника, – согласился Павел.– В таком обряде Никифора посчитают английским шпионом не только тамошние жители, но, в первую очередь, их поп, отец Питирим, заместитель придуманного ими таёжного и не совсем понятного Христа.
– Не слушай его, Афоня,– возразила Юля.– Паша надолго отстал от современной моды. Кроме гимнастёрки и тельняшки он давно уже ничего не надевал на себя.
С грустью вздохнув, Афанасий спрятал покупки в свою модную дорожную сумку, типа саквояж или даже шапокляк.
В общем, и в целом все трое были одеты модно, по тем временам, и, причем, с иголочки. Их абсолютно точно можно было принять за буржуев и ни за кого другого. А Юлька не постеснялась и надела на себя целый ряд украшений из клада – кольца, колье, браслет, брошь.
– Ты, славная моя, понятное дело, прекрасна, но ведь, – е совсем любезно произнёс Павел, – но, как тебе сказать, одним словом ты же понимаешь, что все колечки и прочее – это собственность Всемирной Конфедерации Анархистов, малина-земляника. Не будем об этом забывать.
– Ты бы помолчал, мой боевой товарищ и, в прошлом, атаман Плотов,– с некоторой обидой произнесла Юлия.– Я всё это надела на себя потому, что заслужила. Понимаешь, кровью своей заслужила! Там для Конфедерации столько ещё богатства останется, что тебе и не представить.
– Зачем вы, мои славные товарищи, начинаете перебранку затевать? – урезонил обоих Афанасий.– Чего жалеть, Паша? Да у нас таких блестяшек до чёртовой матери. Всем хватит. Да и я, Паша, начинаю думать и понимать, что мы для начальников от мировой анархии и тех, кто успел сбежать за границу, полные мертвецы, даже в живом виде.
– Если получается так, как ты думаешь, Афанасий,– с обидой сказал Павел,– то зачем жили мы и воевали? Тогда скажи и ты мне, Юлия, в чём смысл жизни!
– Смысл жизни, Павлик, в самой жизни,– Юлия теперь была в этом убеждена.– Я поняла всё, когда стояла под винтовками зелёно-красных большевиков, под расстрелом. Я, извини, молодая и не такая уж уродина, должна была получить пулю в лоб по воле, простите меня, какого-то… вождя мирового пролетариата! Он что, мой папа или господь Бог? Или мой дедушка?
То, что сейчас говорила Фолина очень нравилось писателю-либералу. Наконец-то, они начинают соображать, что главное – личное счастье, собственное обогащения, а там и до настоящей свободы и демократии рукой подать.
Обязательно ведь они перестреляют друг друга, Скорей всего, потом и многие другие начнут бороться за права обладать сокровищами.
А в Юлию, на самом деле, вселился какой-то бес. Она продолжала ругать вождя мировой революции, который затеял всю эту бучу:
– Почему это он и подобные ему решают за всех нас? Почему они запросто ломают судьбы не только отдельных людей, а целых народов? Убить человека гораздо проще, чем родить его и поднять на ноги. Но не мы, анархисты, предали Революцию, а такие, как он. Именно, его кобели и суки!
– Я считаю почти так же, как и ты, родная моя, – задумчиво сказал Павел.– Но мне кажется, что пройдёт время – и не все смогут понять и нас, анархистов. Ведь даже историки забывают… историю или просто желают помнить то, чего не было.
– Пашенька, ты – фанатик! – голос Юлии задрожал. – Не надо и Нестора Махно рисовать в своих воображениях с нимбом над головой! Не надо, Паша! Он – не святой! Он вовремя спас себя, простите, свою шкуру, оставив нас на закланье, как овец. Это сговор с большевиками. Всего лишь. Он откупился, поэтому они дали ему уйти и не только ему одному.
– Ай-я-яй, Лексеевна,– покачал головой Афанасий.– Понятно, Нестор тоже ошибался, но он ведь всегда стоял за простой народ…
– Я думаю, малина-земляника, Юлька, что ты просто начинаешь сходить с ума! – Взбеленился Павел.– Ты устала. Отдохнёшь – и к тебе вернётся разум. А ты, Афанасий, во имя Всемирной Анархии должен проводить нас с кладом до самой Маньчжурии. Без тебя нам будет туго. А потом – возвращайся и женись на своей Евдокии! Ведь уже всё позади…
– Я провожу вас, Павел,– пообещал Афанасий.– Коли надо, так и поступлю. Токмо уже и не знаю, кому в том имеется необходимость. Не подумай, что мне нужны дорогие блестяшки. Мои сокровища – руки мои крестьянские, помыслы благие, а главное – моя вот… Евдокия. Без неё в жизни у меня получится полная бессмыслица. А жить со смыслом хочется.
– Славно говоришь, малина-земляника! – Павел нахмурил брови. – Я вижу и понимаю, Афоня, что и ты сломался. Сильным человеком быть очень не просто.
Афанасий опустил голову. Ему явно не очень-то хотелось тащиться за границу, рисковать собственной головой без важных, теперь, по его мнению, причин.