Он не верил уже почти ни в какую Всемирную Революцию, а только в свою любовь, в жизнь, в которой, даст Бог, он удержится, благодаря своей Евдокии. И сказал он прямо:
– Я, понятное дело, Нестора Махно завсегда уважаю. Но, ребятки, бросьте вы существовать теперь ради главного батьки или ещё кого-то.
– Все верно,– кивнула головой Юлия. – Он ведь ради вас теперь не живёт и, скорей всего, о нас таких даже и не знает, и знать не хочет.
– Просто-напросто отправляйтесь за границу… ради себя,– сказал Афанасий. – Теперь вы шибко богаты. Мне так лично ничего не надо. У меня всё сейчас есть, а может через минуту-другую – ничего не будет.
– Нет, Афоня, я своих товарищей не предаю,– возмутился Павел.– Да и что все несметные богатства нам с Юлькой, что ли, нужны, малина-земляника? Чушь какая-то! Ради них, что ли, мы жизнями рисковали? Нет!
– А кому они нужны? – поинтересовался Афанасий.– Вы даже толком не знаете, кому и зачем они по-необходимости. Не знаете? Ну, тогда подарите какому-нибудь прохвосту. Он объявит себя, ради больших-то грошей, кем угодно, даже самим князем Кропоткиным. Нашим славным анархистом.
– Тут, конечно, крепко подумать надо, Паша,– озабоченно сказала Юлия.– Не случайно ведь мысли у меня и Афони кое в чём сошлись. Мы в такой ситуации – слепые котята, и нас сможет обмануть любой босоногий малыш с привокзальной площади.
– Верно всё, малина-земляника, в конце концов, согласился со своими друзьями Павел. – А как быть?
– Если бы я знала, Павлик, как быть, – ответила Юлия, – то от вас обоих этого скрывать не стала. Но чует моё сердце, что нашими именами никогда не назовут городов, сёл и даже улиц. Да разве ж это важно, любимый мой, атаман. Главное ведь – оставаться Человеком.
Наблюдая за всем происходящим, пан Рында напрягал всю свою волю и концентрировал все свои чёрные желания в одну точку, надеясь, что эти трое не просто перессорятся, а начнут ликвидировать друг друга. Какая там у русских может быть любовь или дружба? Звери они… неумытые.
Такими Роберт Борисович хотел их видеть и показать в приключенческом, но поучительном романе. Но ничего не получалось. Герои его будущей книги упорно сопротивлялись, старались быть по-настоящему свободными, даже от субъекта, вершащего их судьбу.
Он с досадой ударил кулаком по стволу ближайшей берёзы. Ощутимо ушиб пальцы. Взвыв от боли, мгновенно переместился в свой кабинет, за компьютер.
Бедный и несчастный Рында начал понимать, что находится в полном одиночестве. Жена его покинула, герои романа ведут себя не так, как он им… приказывает. Да ещё и неизвестно, что там на уме у его друга издателя Фокея Кагерманова. Может быть, он только корчит из себя истинного либерала, а сам уже сделался тайным российским… патриотом. Уж перекрашиваться в разные цвета «ревнители свободы» могут запросто. Процесс мимикрии ими не просто освоен, но и в крови, в генах сидит.
Недалеко от стойбища
Шалаш и Леший осторожно спускались со склона горы. Голодные, угрюмые, без оружия, они шли, скорее уже не за кладом, а просто в то место, где можно было выжить и поживиться за чужой счёт.
– Радуйся, Леший,– с иронией и злостью сказал Шалаш,– нашего другана Чурбана эта лярва замочила одним ударом.
– А чего мне радоваться?
– Ну, как же. Теперь клад мы с тобой наполовину раскидаем.
– Было бы что раскидывать. А то, похоже, что кости мы свои раскидаем в глухомани. Похоже на то.
– Не дрейфь, Леший!
Больше они ни слова не сказали друг другу. Не было на то особого приподнятого настроения. Да и откуда оно-то и возьмётся? Пешие, усталые, голодные, мокрые, безлошадные, безоружные… без царя в голове.
Уголовников пан Рында тоже не обожал. Точнее, ненавидел их так же, как и россиян. Воспользовавшись тем, что он автор и, к тому же, невидимый, он швырнул в бандитов большой камень. Но промахнулся.
Но, вместе с тем, Леший и Шалаш, упавший рядом с ними небольшой кусок базальта, были убеждены в том, что камень в них швырнул кто-то прямо… с неба. Шалаш досадливо сплюнул, а Леший… перекрестился.
Очень инициативный пан Рында вернулся на минут десять-пятнадцать в свою московскую квартиру. Решил переодеться. Не шарахаться же в грязном одеянии по страницам собственного романа.
Всё сделал быстро и уже через полчаса вернулся к удачливым анархистам, нашедшим клад. Он предстал пере ними в полной красе: в трикотажной синей рубахе, в жёлтых шортах, в сандалиях… Да ещё в своих роговых очках. Пугало огородное. Надо сказать, Роберта Борисовича тоже не очень радовал собственный неприглядный вид.
Он напялил на себя, что пришлось. Ведь, по сути, уже холостяк. Но женщины любят всяких. Возможно, найдётся какая-нибудь добрая и… сметливая и пригреет это мелкое и непонятное существо, возомнившее себя потомком польских королей… Не меньше.
Анархисты, конечно же, заметили его. Но промолчали. Не проявили к нему ни какого интереса. Ведь бес же. Да не простой, тупой от рождения и американский агент или… английский. Но безвредный, ибо слаб разумом.
– Что будем делать, братишки? – Юлия теребила стебелёк дикого вьюнка. – Я думаю, что надо будет встретить Григория и его попутчиков.