Надкушенное яблоко Гесперид

Потому что участок был для нее целым миром. Миром, делившимся на две части. Светлая, перед домом, была отведена под огород. Там расстилались грядки со скучным укропом, нежно-желтоватым прозрачным салатом и пушистой морковкой. К грядкам Ирочка относилась подозрительно – ее с самых ранних лет пытались приобщать там к труду посредством обучения прополке. Немного подальше было клубничное поле и теплица для огурцов с помидорами. Там было поинтереснее, но интерес вырастал только к середине лета – когда начинала поспевать клубника, а в теплице вытягивались пупырчатые столбики огурцов. Сорвать такой с кусачей плети, и тут же, прямо на месте с хрустом отправить в рот, невзирая на крики бабушки: «Опять немытое ешь!». Чудные взрослые, немытое же вкуснее!

Посередине участка возвышалась громадина дома. Светло-голубой, опоясанный прозрачной стеной застекленной террасой в белых рамах, он казался тогда целым дворцом. А она была в нем принцессой, и лет до пяти, кажется, совершенно искренне надеялась поймать под водосточной бочкой заколдованную жабу-принца. Немного смущало то, что придется жабу целовать – может быть, поэтому поиски велись не столь уж тщательно...

Но главное было дальше, за домом. Там росли сосны, затенявшие весь белый свет, но рубить которые почему-то было нельзя. Впрочем, Ирочка ни за что в жизни и не дала бы никому рубить свои сосны. Их было шесть. На двух из них, растущих близко друг к другу, каждое лето подвешивался гамак, а рядом в хорошую погоду выставлялись два раскладных кресла, обтянутых парусиной. Если погода портилась, кресла нужно было стремительно спасать. Это была всегдашняя ирочкина обязанность. Там же, с дальнего краю, куда не дотягивалась тень от сосновых крон, росли еще две антоновские яблони, каждый год к осени исправно покрывающиеся золотыми пахучими плодами. Яблоки собирались, складывались в корзины и ящики, перегонялись на сок, резались кольцами и сушились на всех свободных поверхностях, из оставшихся варились варенье и пастила. Весь дом пропитывал стойкий осенний аромат антоновских яблок, знаменуя собой начало конца дачной жизни.

А летом, пока зеленые кругляши яблок, торчащие из-под листьев, только намекали на будущее изобилие, под соснами, невзирая на тень, почему-то охотно росла земляника. В жаркое лето можно было за раз собрать почти стакан. И еще грибы. Прекрасные белые грибы. Ирочка каждое утро, как мороз-воевода, обходила свои владения пристальным дозором. Если боровиков находилось больше трех, день признавался грибным, и собиралась экспедиция в большой лес.

Там же, под соснами, они с подружками играли в прятки, а став постарше – рассказывали друг другу девичьи секреты. Дачная летняя жизнь была насыщенна и беззаботна.

Кончилась она, как и все прекрасное, практически в одночасье. Как-то зимой родители вдруг сообщили пятнадцатилетней, уже не Ирочке, а Ирке, что купили где-то участок и собираются строить свой дом. Так что следующее лето они проведут уже там. Бесполезно описывать не относящиеся к делу слезы и бунты упрямого подростка. Дом был построен, обжит, вошел в привычку и стал в конце концов дарить насыщенную и беззаботную летнюю жизнь уже ирининым детям.

А старая дача кончилась. Ирина, конечно, приезжала туда время от времени навестить бабушку, но это было уже все не то. Потом они и вовсе уехали в Америку. После бабушкиной смерти дом остался, никому толком не нужный. За все прошедшие годы он, естественно, сдался и одряхлел. На семейном совете решено было, что, если Ирина с семьей не захочет обживать его и осваивать заново, то участок нужно будет продать. Собственно, Ирина и ехала туда сейчас, чтобы осмотреться на месте и принять окончательное решение. Оно у нее, по большому счету, почти было. Заводиться с отдельной дачей ни ей, ни Сашке не хотелось, не так уж много времени они проводили за городом, а дети были счастливы на родительской. Но взять вот так, и продать свое детство... Это тяжело, и именно поэтому Ирина, как могла, оттягивала поездку на старую дачу.

Наконец впереди замаячили черные железные ворота, отгораживающие дачный поселок от остального мира. Ирина вспомнила, как, будучи маленькой, в ожидании приезда родителей на дачу в пятницу вечером, задолго выходила к этим воротам и висела-каталась на них, вглядываясь в конец прогона – не появится ли там долгожданная голубая машинка? Был такой еженедельный ритуал. Ворота были огромными, тяжеленными, они качались с таким важным скрипом... А, когда родители наконец подъезжали, Ирочка, торопясь и спотыкаясь, тянула вбок тяжелую створку, открывала проезд... По пятницам ворота были ее друзьями. Зато в воскресенье, когда она провожала родителей в город до тех же самых ворот, они становились злыми разлучниками. Она не хотела их открывать в воскресенье!