Надкушенное яблоко Гесперид

Ребята, в поезде грязно. Даже в купе класса полулюкс. (Лучших мест в этом направлении не существует.) Полки покрыты копотью. Белье серое и сырое. Чай невкусный. Соседи по купе пьют беспробудно, храпят во сне и пахнут носками. Ну и там, на месте... Погода выдалась плохая, как нарочно. Дождик и холодно. Вода горячая, опять же, с перебоями. Одна была радость – хоть сам номер в гостинице у меня был отдельный. И это все еще цветочки, а вот если представить, что где-то по пути у меня мог завязаться какой-то попутно-романтический роман, вот тогда это был бы тихий ужас. Потому что в таком случае и номера отдельного бы не вышло. А пришлось бы толкаться в ванной с посторонним человеком и спотыкаться об носки. Не знаю, принесла ли моя поездка огромную пользу всему прогрессивному человечеству, но муж и дети, оставленные на произвол судьбы в лице моей мамы на целую неделю, были очень недовольны. Главное, я в эту командировку практически сама напросилась. Можно ведь было бы и избежать...

Обратно я летела самолетом. Попутчик, кстати, симпатичный попался. Но ни авантюр, ни романтики почему-то больше не хотелось.

А уже после, дома, мне приснился сон. Во сне мне было семнадцать лет, я только-только поступила в институт и бегала где-то по улицам со своим тогдашним кавалером, неприкаянная и без крыши над головой. Проснулась с ощущением жуткого счастья. Стала разбираться, в чем же дело? Кавалер был, как жизнь потом показала, сильно так себе, и я всегда это знала, время было тяжелое, неустроенность эта опять же... Откуда счастье-то? А потом вспомнила: лет-то мне во сне было – семнадцать! Может быть, в этом все дело?

Часть третья Плод

Ирина проснулась этим ясным субботним утром в начале июня с невнятным, но противным чувством неизбежности выполнения застарелого долга. Через несколько секунд чувство прояснилось, хотя менее противным не стало. Ну конечно. Все люди, как люди, а ей надо тащиться разгребать барахло на старой даче. И это совершенно неотвратимо. Ей почти год удавалось успешно уворачиваться и уклоняться от исполнения этой унылой обязанности, но дальше отступать было некуда. Вчера мама снова напомнила ей про дачу, и в ее голосе звенел такой металл, что было понятно – все корабли сожжены, лучше даже не начинать. И поэтому ей, Ирине, как послушной дочери, вместо того, чтобы расслабляться сегодня в кругу семьи за городом у родителей, придется тащиться совершенно в другой, просто-таки противоположный конец Подмосковья, и там... Ох, даже думать не хочется.

Она с тоскливой завистью поглядела на спящего рядом мужа. Ему хорошо. У него нет ни дачи, ни мамы. То есть, мама, конечно, у него есть, но далеко, и вообще не стоит над душой. Хотя, может быть, из чувства человеколюбия... Попытка, в конце концов, не пытка.

Она тихонько толкнула мужа в плечо.

– Сань... Саня... Просыпайся, а?

Муж что-то невнятно пробурчал, пытаясь одновременно зарыться под подушку головой. Но все его ходы были Ириной давно и хорошо изучены, поэтому уже минут через пять он глядел на нее обоими глазами, в которых даже при желании можно было прочесть намеки на способность к осмысленному восприятию происходящего. Что в данном случае и требовалось.

– Сань?

– Ну что тебе, мать-убийца?

– Я тут, знаешь, подумала...