Надкушенное яблоко Гесперид

Спустя какое-то время они сидели рядом на корточках, прислонившись спинами к стенке. Была докурена вторая сигарета. Разговор... Они незаметно перешли на «ты», и какой-то разговор шел, и он был вполне интересным, хотя, пожалуй, и не вполне значимым. Значимым было что-то другое, что-то, что и заставляло Ирину поддерживать это ненужный, казалось бы, разговор, что-то, что не пускало ее уйти в относительно уютный покой собственного купе, несмотря на позднее время и изрядный холод.

Заметив, что она поежилась, мальчик-эльф стянул с плеча одну полу своего плаща, протянул ей. Под плащом на нем оказался обычный свитер грубой вязки. Ирина не стала отказываться. Теперь они сидели, прижавшись друг к другу, укрытые сверху складками плаща, какв палатке. Ирина своим плечом сквозь водолазку чувствовала жесткие переплетения эльфийского свитера и тепло, идущее от чужого человеческого плеча. Где-то совсем рядом с собой краем глаза она различала смутный профиль юношеской щеки с прядью заложенных за ухо светлых волос.

Поезд потряхивало. От каждого такого толчка чужое плечо рядом чувствовалось еще ближе. Откуда-то легкой бабочкой появилась ладонь, едва касаясь, скользнула по волосам, по лицу. Ирина замерла, даже затаила дыхание, чтобы не спугнуть. Но мальчик, очевидно, понял ее по-своему.

– Ты не думай... Я... Я серьезно...

Совсем мальчик. Наверное, вообще первый раз. Жалко... И... И интересно, ужасно интересно, черт побери. Она накрыла его ладонь своей.

– Не надо. Не надо ничего говорить. Все гораздо проще. – И повернулась к нему лицом в темноте.

Другой рукой провела – тоже легко-легко – по щеке. Нежная юная кожа. Чуть-чуть колется. Все еще не отпуская его руки, потянулась, дотянулась губами, коснулась мягко и нежно и сразу откачнулась назад. Он тут же повторил ее движение, но теперь в нем было гораздо больше смелости, больше напора, и она не отступила, потянулась навстречу...

Поцелуй длился практически вечность, но долгое время оставался почти невинным. Потом Ирина, не выдержав, почти сердито толкнула его языком. Тут же последовал ответ, перетекший в еще одну бездонную вечность. «Можно – больше?» Вместо слов она только скользнула рукой по телу, забираясь под свитер, нашаривая, гладя, ища... Господи, какое гладкое, молодое... Его руки повторяли ее движения, но справиться с водолазкой, заправленной в джинсы, было не так легко, и Ирине пришлось помогать, двигаясь в унисон, не прерывая своих движений. Поднять вверх, вынуть руки, отпустить... Господи, что я делаю! Господи, я буду делать это еще!

Мальчик гладил ее рукой ее грудь, пытался бороться с застежками лифчика, наклонялся лицом... В каком-то внезапном припадке, возвращении если не общего, то локального сознания Ирина вдруг представила себе всю эту сцену со стороны, как еслибы кто-нибудь вошел сейчас случайно в этот тамбур, резко отстранилась...

– Нет! Можно – нет? Еще! – в его голосе прозвучало такое искреннее отчаяние и одновременно жадность, что она никак не могла удержаться от того, чтобы не подразнить.

– А что же – еще?

В его глазах мелькнуло такое отчаяние, практически испуг, что ей тут же стало смешно и совестно одновременно. Ну в самом деле, как можно издеваться над... Нет, фигушки, вот уж дети тут совершенно ни при чем.

– Нам надо уйти, – сказала она, подымаясь, пытаясь казаться серьезной, но кусая себе губы, чтобы не засмеяться в голос. Смешного ничего не было, но тело было таким легким, голова такой звонкой, что просто хотелось смеяться, петь, хотелось летать.

– Куда?

Не подымаясь с корточек, он смотрел на нее снизу вверх.

– Идем!

Она протянула ему руку, он поднялся, и так, взявшись за руки, крадучись, второпях оправляя на себе одежду и озираясь, как нашкодившие подростки, они пробежали по вагонам и ввалились, запыхавшись, в тесную норку ее купе.

И тут же, сразу обнявшись и плотно припав, не отпуская ни на секунду, они, не говоря ни слова, начали раздеваться, беспорядочно срывая попадающиеся под руку предметы одежды, не разбирая, чья она, одновременно мешая и помогая один другому. И, наконец, избавившись, добравшись, упали, не расплетаясь, на узкую вагонную койку...

Все кончилось очень быстро. Слишком быстро. Быстрее, чем можно было – чем должно было – этого ожидать. Мальчик всхлипнул и отвернулся, пряча лицо.

– Что ты?

– Ничего. Оставь. Я ужасный, – в голосе звенели, рвались горечь и злость.

– Ты замечательный.

– Нет!

– Да. Послушай. Это же первый раз. Это значит – тебе хорошо со мной, я тебе нравлюсь. Поверь, мне тоже от этого хорошо. Так и должно быть.

Он поднял голову и поглядел на нее, все еще недоверчиво, но уже не сердито.

– Иди – поцелуй меня. Все хорошо...

Он снова потянулся к ней, успокаиваясь, доверяясь, поднимаясь...

– Я люблю тебя...

Она быстро прикрыла его рот ладонью.

– Чш-ш. Не говори так. Не здесь. Это слишком дорогие слова, их не разменивают. Нам просто хорошо... Поцелуй меня.

– Нет. Подожди. Как тебя зовут?

Она вздохнула.

– Скажи мне, а как зовут самую красивую из ваших... Ну, из эльфов? Из эльфийских женщин – ведь они у вас есть?