Надлом

этого сделать. — Нет, не красивая. — Ой. — Цветы и закат могут быть красивыми. А вот ты нет.

Ты…

Не думаю, что хочу слышать, кто же я такая.

— Меда. Меда Меланж.

Он смеётся.

— Что такого смешного?

— Меланж. По-французски — смесь, очень подходит.

Мам, ты такая смешная.

— А как зовут тебя?

— Арманд Делакруа. — Прежде чем я могу пошевелиться, он ловит мою руку между прутьев

решётки. Я пытаюсь её выдернуть, но это слишком опасно. Он склоняется над моей рукой, словно

собирается её поцеловать, но затем останавливается и бросает на меня взгляд из-под ресниц. — К

вашим услугам, — шепчет он и прижимается своими слишком большими и чересчур мягкими

губами К кончикам моих пальцев. Я тут же краснею и выдёргиваю руку из его хватки.

— Француз? — спрашиваю я, и он молчаливо кивает головой. Я вытираю руку о джинсы.

— Итак, Арманд, что здесь происходит? Меня подвергнут испытанию или чему-то в этом

роде?

В глазах виден смех.

— Ты — пленница Ада. Они не сильно занимаются здесь правосудием.

— И что тогда? — Не уверена, что хочу это знать.

— Если повезёт, они позволят тебе продать свою душу и стать одной из нас.

— Меня не так-то просто заставить что-то делать.

Он пожимает плечами.

— В любом случае, это если только тебе повезёт. А если нет… что ж, им проще просто

устранить проблему.

Может, меня легче заставить, чем я думала.

— Так или иначе, если они возьмутся тебя уговаривать, советую не сопротивляться. — В его

голос возвращается горечь. — В этом просто нет смысла, особенно, когда у тебя такая… природа.

Как-то это звучит не очень хорошо.

— А пытать они меня будут? — Неужели этот писк принадлежит мне?

— В какой-то степени.

— Что это значит?

— Они будут тебя пытать, но лишь для того, чтобы напомнить тебе о твоей природе. Они

будут морить тебя голодом — эти клетки высасывают из тебя всю жизнь. Пройдёт всего несколько

часов, а тебе будет казаться, что ты не ела неделями. Через пару дней ты уже будешь страдать от

голода. А к следующей неделе сойдёшь с ума. Затем они будут соблазнять тебя тем, чего ты всегда

хотела больше всего на свете. Свобода от голода, свобода от ограничений, созданных человечеством.

— Его голос обретает силу и становится более соблазнительным. — Знаешь, мы не такие уж и

плохие. Мы — это ты, позволь себе быть той, кем ты была рождена. Мы поддаёмся искушениям, а не

пыткам.

— Я не похожа на них. Не похожа и на тебя.

109

— В самом деле? — Голос у него ядовито-нежный. — А мне показалось, что тебя одолевает

множество соблазнов.

Я открываю рот, но он продолжает.

— Разве ты не мечтаешь о насилии? А о силе? — Он упорно продолжает свою речь. Я уже

вижу в своих руках какую-то жизнь и то, как чья-то душа свободно вздымается ввысь. — Разве ты не

мечтаешь о том идеальном моменте, когда прекрасная душа пройдёт через тебя, словно большая

радуга, не мечтаешь о моменте абсолютной свободы, когда тебе ничего не надо? — С каждым

словом, его акцент становится всё сильнее.

Я трясу головой, освобождая себя от этих мыслей.

— Пфф, да кто вообще может этого захотеть? — Дрожа говорю я, и он смеётся, его речь

испорчена. — Но в любом случае, судя по всему, они не так уж и идеальны, раз, по твоим словам, ты

постоянно их убиваешь.

— Не постоянно и не оттого, что они демоны. Лишь потому, что они выводят меня из себя. —

Его надоедливая бровь снова поднимается. — Или ты никогда не встречала людей, без которых мир

стал бы значительно лучше?

Не хочу об этом говорить.

— Мои друзья никогда не перейдут на другую сторону.

Наши глаза встречаются, и он равнодушно произносит:

— Тогда они умрут.

— Но…

— Спасти их тебе не удастся; всё, что ты можешь, так это не умереть вместе с ними.

— Но…

— Они не позволят охотникам на демонов просто так здесь разгуливать. Думаешь, твои

друзья поступили бы иначе, будь у них в заложниках демон?

Я вспоминаю, как борцы безжалостно убивали застывших демонов.

Он снова смеётся, на этот раз с горечью.

— Как минимум, у тамплиеров есть выбор — они могут перестать быть борцами в любой

момент. А вот у демонов выбора нет, не после того, как ты продал свою душу, и у полукровок как

такового выбора тоже никогда нет. Мы рождены злыми. Мы такими родились, но они всё равно нас

истребляют. — Он наклоняет голову, и мне начинает казаться, что он может быть серьёзным. — Как

тебе удаётся с ними дружить? Не устаёшь притворяться кем-то другим? Не устаёшь сдерживаться?

Да.

— Нет.

— Это как посадить волка на цепь.

Это действительно так.

— Всё не так уж и плохо.

— Получается, и волка можно приручить. Кто же знал?

Я шиплю на него.

— Меда? Это ты? — шепчет слабый голос. Мой мрачный компаньон перестаёт для меня

существовать, и я кидаюсь к решётке, с трудом останавливая себя от того, чтобы к ней прикоснуться.

— Ури?

— Меда? Ты где? — Я пробегаю глазами по темноте. Затенённая груда тел лежит совсем

рядом.