Надломленные души

Жаркая волна ударила Дилана. Как она это произнесла, совсем просто, словно речь шла о незначительной услуге.

— Я… я не понимаю.

— Нет, ты все понимаешь.

Ему снова стало трудно дышать.

— Знаешь, когда два человека сближаются, им кажется, что они вместе переживают что-то особенное, и тогда они стараются подогнать свое чувство под определенный шаблон. Либо любовь, либо дружба — так бывает чаще всего. Так вот, по-моему, это лучший способ все испортить. Разве можно сводить целую историю, все встречи и чувства, к одному слову. Есть столько других понятий, чтобы выразить множество нюансов отношений.

— Понимаю… Только ты не думай… мне хорошо с тобой… вот и все.

— Мне тоже хорошо с тобой. Мне нравятся наши встречи, взгляды, даже молчание… даже этот непростой разговор мне тоже нравится! Нравится, как ты краснеешь, как проводишь рукой по волосам, когда волнуешься.

Он испустил нервный смешок, стараясь выглядеть равнодушным, но это ему не удалось.

— И я понимаю, что все это — любовь, уж точно любовь, — убежденно произнесла Лия.

Чего-чего, а такого он от нее услышать не ожидал. Почему она противоречила сама себе? Разум его этого не выдерживал.

— Но ведь существует много родов любви, — продолжила девушка. — Самый худший толкает два существа друг к другу, заставляет их целоваться, обещать верность до гроба, упиваться собственными чувствами. Но у нас совсем другая любовь — она огромна, полна поэзии. Наша любовь — уникальна, и я хочу, чтобы она такой и осталась.

Дилан не был уверен, что понял до конца все, что она сказала, однако расспрашивать не осмелился.

— Ну а вторая просьба? — решил он сменить тему.

— Вторая…

Правда ли он хотел ее узнать? Первая-то чуть не спалила ему мозг, и требовалось время, чтобы осмыслить ее во всем объеме. Что, если две другие окажутся того же масштаба, тогда он окончательно свихнется без надежды на спасение.

Открыв сумку, девушка вынула оттуда тетрадку.

— Если со мной что-нибудь случится, я хочу, чтобы она осталась у тебя.

— Что-то случится? Не понимаю. Что может с тобой произойти?

— Не имеет значения. Я хочу, чтобы ты мне пообещал, что заберешь эту тетрадь и оставишь ее у себя в день моей смерти.

— Но…

— Обещаешь? — настаивала она.

— Да, конечно… Только…

— Там кое-какие мои записи. Они для меня очень много значат. И еще одно стихотворение… о нем будет третья просьба.

Сбитый с толку, Дилан молчал. Чего опасалась Лия? Зачем говорить о смерти, ведь они так молоды! Может, все это от ее неустойчивого темперамента, пережитых страданий, породивших в ней мрачные мысли, от ее склонности к меланхолии и привычки погружаться в «бодлеровский сплин»?

— Если мне суждено умереть, я хочу, чтобы на моих похоронах ты прочел стихотворение, которое записано на последней странице этой тетради.

На сей раз он был не в силах сдержаться.

— Довольно! Что значат все эти разговоры о смерти и похоронах? Зачем говорить о грустном и тревожить меня попусту? Мы с тобой — совсем юные, у нас впереди долгие годы жизни, полно времени.

Девушка, тронутая его реакцией, улыбнулась.

— Я сказала это так, на всякий случай. Не могу избавиться от этих мыслей, вот и решила довериться тебе.

— Да не нравится мне такая доверительность, так и знай!

— Но ты обещаешь?

— Ничего я тебе не обещаю! — возмутился он. — И не собираюсь больше это слушать.

— Прошу тебя, Дилан, это очень важно для меня! Смерть — это не обязательно печаль. Она — часть нашего существования. Впрочем, об этом и говорится в стихотворении.

Лия открыла тетрадку и стала декламировать вслух:

Смерть — ничто: я просто вышла[14]

в соседнюю комнату.Я — это я. Вы — это вы.
Кем я была для вас, тем и осталась.
Зовите меня так же, как звали прежде,
Говорите со мной так, как говорили прежде.
Не меняйте тон,
Не принимайте торжественный или грустный вид.
Продолжайте смеяться над тем, что нас обоих смешило прежде.
Молитесь, улыбайтесь, думайте обо мне, молитесь за меня.
Пусть мое имя звучит в доме, как раньше: без пафоса, без тени грусти.
Жизнь по-прежнему полна смысла. Нить наша не оборвалась.
Почему я должна уйти из ваших мыслей?
Только потому, что вы больше меня не видите?
Я совсем близко, просто я — по другую сторону пути.
Как видите, все хорошо.

— Это стихотворение Шарля Пеги,[15] написанное по мотивам текста Блаженного Августина,[16] — уточнила она. — Прекрасно, не правда ли?

— Да что тут прекрасного! — взревел Дилан. — Меня бесит, что ты об этом говоришь!

Он встал, ибо уже не мог этого выносить.